В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Поэма. Трисмегист Назад
Поэма. Трисмегист
1. Валютный бар Я жил в гостинице "Астория" тогда. "Андропов умер", - коридорная сказала. "Кто будет дальше?" - "Дальше - Горбачев". Спать не хотелось. Я полез в бумажник и подсчитал валюту - хватит мне на джин и виски и на бутерброды. Валютный бар темнел свечой стоваттной. И никого. Один официант перетирал стаканы полусонно. Я знал его как Адика. И он поставил мне кассету - пел Вертинский. И вдруг сказал: "Помянем, заплати пятнадцать долларов. Все остальное - даром". - "Широкий жест". - "Такой сегодня день". - "Тогда присядь". - "Нам не положено". - "Присядь, не первый день знакомы мы с тобой". "Я знал Андропова", - сказал официант. "Ну что ты врешь? Зачем?" - "Тогда гляди". Он вытащил часы карманные и щелкнул желтой крышкой и подал мне. Я глянул и, о Боже, под крышкой был Андропова портрет. "Ну, чудеса! Ты, верно, Мефистофель?" - "Да, Мефистофель по фамилии Фомин". - "Что будет дальше?" - "Дальше - тишина". - "Так ты начитан?" Он смолчал и только подлил мне джина. "Говори, Фомин". - "Ну, что сказать? Ты все увидишь сам". - "Мне коридорная сказала - Горбачев". - "Еще не сразу". - "Ты откуда знаешь?" - "Такое наше дело. Мы сейчас горбатого назначим". - "Горбачева?" - "Да нет, горбатого". - "Я не пойму тебя". Вертинский пел, что он устал от пудры. Вошли две финки, заказали шнапс и стали танцевать, как шерочка с машеркой. "Ты хочешь их?" - вдруг Адик прошептал. "Ну, не дури!" - "Какая дурь, они из наших, у меня в бригаде. С горбатым мы поладим". - "Что ты врешь? Зачем меня накачиваешь зельем? Дай сигарету". - "Я жую гашиш". - "Дай мне гашишу". - "Он не для тебя". - "Дай денег мне". - "Мы даром не даем, под вексель разве..." - "А большой процент?" - "Процентов нет. А срок - четыре года". - "А сколько можешь?" - "Ровно сто рублей. Но надо их сначала сжечь на свечке". - "Зачем?" - "Так надо. Это ритуал. Потом они из пламени возникнут уже твоими. Эй, сюда идите!" Обе финки присели возле стойки. Вдруг запахло орхидеей. "Пойдете в номер", - Адик им сказал. "К нему?" - спросили финки. "Да, к нему". - "Пиши наряд". - "Наряд давно готов", - и Адик вытащил из-под стола салфетку. "Что это?" - я спросил. "Твой договор с издательством "Всемирная потеха"". - "Авансы платите? Когда?" - "Сейчас, не отходя от кассы". - "В каких деньгах?" - "Конечно, только в наших". - "Дай, подпишу". Достал "монблан" мой Адик и в виски окунул. Я подписал. "Вот получи, - и он достал медаль с изображением Гермеса-Трисмегиста. - Надень ее немедленно под батник". Вертинский замолчал. Молчали финки. Заткнулся Адик. Я нацепил медаль, и финки засмеялись: ""Шампанским" угости!" "Какого сорта ты предпочитаешь?" - "Мне все равно". - "Но мне не все равно". - "Тогда - "Клико"". - "Какого только года?" - "Бери трехтысячного", - подсказали финки. "Ладно, наливайте". И он бутылку вынул из стены. 2. Кратер Взмыл вертолет почти что вертикально и полетел к Аваче. Я глядел на океан, на город, на Камчатку - все было тихо в этот тихий день. Вот мертвый кратер затемнел под нами. Нас было трое - летчик, академик и я. И приземлился точно вертолет. Мы вышли и размяли ноги. Приземисто дымились фумаролы. Окаменевшие потоки лавы скользили под ногой. Да пестрый ястреб планировал, да солнечным столбом юла Вселенной укрепляла ось. И мы спустились в кратер по веревке. Там было сумрачно и видно недалёко, точно мы в хрустально-мутное попали полушарье. И зыбкие кристаллы цейса искрили нам в глаза. Академик достал свой "Хассельблат" и сделал снимок. А летчик "Примой" задымил и закричал: "Эй, кто здесь есть? А ну-ка, выходи!" Никто не вышел. "Ну, пора обратно", - промямлил летчик. Я сказал ему: "Сейчас он выйдет". Ястреб плыл над нами. И музыка из поднебесья мерно вступление играла. Вдруг в тени склубилась граненая фигурка в багровом отсвете. "Назад! Назад, скорее!" - "Постойте!" - ястреб закричал над головой. Фигура закачалась и распалась. Внутри ее стоял трехлетний мальчик Из лазурита с медными глазами. "Ты кто?" - спросили мы. "Я - Аполлон. Я вызвал вас на важное свиданье. Вам продиктую я решение последней теоремы". - "Подстроено!" - шепнул мне летчик. "Иллюзия!" - сказал мне академик. "Не слушай их!" - мне ястреб прокричал. "За мной придет другой, мой младший брат. Еще сегодня спит он в колыбели и видит сон - я знаю этот сон. Я сам его составил из огня, вина, металла. Мы начнем по-новой. Что было неудачей - в этот раз получится. Мессия не придет. Придет мой брат по имени Плеяды. Вы втроем отправитесь в Москву, на Южный полюс и на Эверест. Вы станете бессмертными и Время разобьете на три части. Теперь решайте, кто из вас возьмет какой кусок. Я подскажу. Ты, летчик, будешь прошлым, ты, академик, - будущим, а ты, ты - настоящее". И мальчик поманил мизинцем нас. Мы подошли вплотную к нему, и медные глаза его открылись. "Я помирил Мессию с Люцифером и поручаю вам их замысел совместный. Электрон уже запущен, изумрудный корень родил ростки, и Вагнер воскрешен". Вдруг музыка замолкла, сгинул ястреб, распался дым, и прямо на стене авачинского кратера возникли четыре слова: Рэм, Рамон, Херам, последним было слово Воскресенье... 3. Ночь флота Был праздник флота. Белофинской ночью в Неву входили стройно корабли. Два крейсера, эсминцы, тральщики и субмарины. На Николаевском мосту стоял мужчина в плаще "болонья". Бледно-синий дым спиралью уплывал в зенит, за дельтой поднимались клети кранов судостроительных. На берегу два сфинкса наблюдали друг за другом. Тот человек был молод, и грубая Судьба еще не нанесла рельеф на щеки и лоб его. Мост начал подниматься, а человек сошел на набережную и к воде спустился. Волна плескала жидким малахитом. И было тихо. Он закурил и воду зачерпнул ладонью. Поднес к глазам он невскую водицу, и вдруг Венера отразилась в ней, составился какой-то быстрый промельк. Человек вгляделся, на его ладони лежала точно такая ночь, но только сто лет спустя. Он увидел, что сам он неизменен, но окружение переменилось: другие крейсера и миноносцы, другой трамвай через мосты скользил, другие люди стаей шли на остров. Вдруг на сухой зауженной ладони его лицо открылось - могучие надбровья, и молодые замкнутые губы, нос, мягко вздернутый, белесая копна, очки зеркальные закрыли ей глаза. И женщина сказала: "Это я. Гляди, не бойся. В эту ночь к тебе я отправляюсь со скоростью разбуженного света, лечу сквозь электронные поля и буду здесь, когда настанет срок". - "Ты кто?" - "Я - замысел о нашей жизни. Я родилась в Египте, в пирамиде, в реторте Трисмегиста девять тысяч четыреста назад четыре года. Теперь меня позвали, я лечу, ты жди меня. И человек опять в ладонь вгляделся: Москва мелькала, Лондон и Нью-Йорк, соборы, корабли и острова, страницы книги с полустертым шрифтом, татуировки, деньги, поезда. И стало холодно перед рассветом, шел крейсер "Киров", и пестрели расцвечиванья флаги. Серые орудья искали цели за ближним горизонтом, на мостике виднелся адмирал, сигнальщик быстро выкинул флажки. Я понял - сообщенье для меня: "Ты должен ждать. Ты должен только ждать".

http://magazines.russ.ru/vestnik/2002/4/rein.html

Док. 650541
Перв. публик.: 21.05.02
Последн. ред.: 21.05.12
Число обращений: 0

  • Рейн Евгений Борисович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``