В ротном блиндаже было тепло. Одни сидели, другие лежали, задрав ноги к
низкому потолку, некоторые спали, натянув на головы шинели и выставив
босые желтые ступни.
- А помните, - сказал особо худой солдат, оттягивая на груди рубашку и
оглядывая шов внимательным и недобрым глазом, которым все солдаты мира
оглядывают швы своих рубах и подштанников, - сентябрь, подвальчик, в
котором мы устроились?
Второй, лежавший на спине, сказал:
- Я уже вас застал здесь.
Несколько человек ответили:
- Можешь поверить, подвал был хорош... Там кроватки были, как в лучших
домах...
- Под Москвой тоже люди отчаивались. А оказалось, мы махнули до Волги.
Солдат, рубивший штыком доску, в это время открыл дверцу печки, чтобы
сунуть в огонь несколько полешек. Пламя осветило его большое небритое
лицо, и оно из серого, каменного стало медным, красным.
- Ну, знаешь, - сказал он, - радоваться тому, что из подмосковной ямы
мы попали в более вонючую.
Из темного угла, где были сложены ранцы, раздался веселый голос:
- Теперь-то ясно, лучшего Рождества и не придумаешь: конина!
Разговор коснулся еды, и все оживились. Заспорили о том, как лучше
отбить запах пота у вареного лошадиного мяса. Одни говорили, что надо
снимать с кипящего бульона черную пену. Другие советовали не доводить
варево до бурного кипения, третьи советовали вырубать мясо из задней части
туши и не класть мерзлое мясо в холодную воду, а кидать его сразу в
кипяток.
- Живут хорошо разведчики, - сказал молодой солдат, - они захватывают
продукты у русских и подкармливают ими своих русских баб в подвалах, а тут
какой-то дурак удивлялся, почему разведчикам дают молодые и красивые.
- Вот уж о чем я теперь не думаю, - сказал топивший печь, - не то
настроение, не то питание. Детей бы повидать перед смертью. Хоть на
часок...
- Офицеры зато думают! Я встретил в подвале, где живет население,
командира роты. Он там свой человек, семьянин.
- А сам что ты делал в этом подвале?
- Ну, я, я носил белье стирать.
- Я одно время охранял лагерь. Насмотрелся, как военнопленные подбирают
картофельные очистки, дерутся из-за гнилых капустных листьев. Я думал, -
ну, это, действительно, не люди. Но, оказывается, и мы такие же свиньи.
Голос из полутьмы, где были сложены ранцы, певуче произнес:
- Начали с кур!
Резко распахнулась дверь, и вместе с круглыми сырыми клубами пара
возник одновременно густой и звонкий голос:
- Встать! Смирно!
Это слово прозвучало по-старому, - спокойно и неторопливо.
Смирно относилось к горечи, к страданиям, к тоске, к злым мыслям...
Смирно.
В тумане мелькнуло лицо Баха, заскрипели по-чужому, непривычно чьи-то
сапоги, и жители блиндажа увидели светло-голубую шинель командира дивизии,
его близоруко сощуренные глаза, старческую белую руку с золотым
обручальным кольцом, протиравшую замшевой тряпочкой монокль.
Голос, привыкший, не напрягаясь, доходить на военном плацу и до
командиров полков, и до рядовых, стоявших на левом фланге, произнес:
- Здравствуйте. Вольно.
Нестройно ответили солдаты.
Генерал сел на деревянный ящик, и печной желтый свет пробежал по
черному железному кресту на его груди.
- Поздравляю вас с наступающим Сочельником, - сказал старик.
Солдаты, сопровождавшие его, подтащили к печке ящик и, подняв штыками
крышку, стали вынимать завернутые в целлофан рождественские, величиной с
ладонь елочки. Каждая елочка была украшена золотистой канителью, бусинами,
горошинами-леденцами.
Генерал наблюдал, как солдаты разбирали целлофановые пакетики, поманил
обер-лейтенанта, сказал ему несколько невнятных слов, и Бах громко
произнес:
- Генерал-лейтенант велел передать вам, что этот рождественский подарок
из Германии доставил летчик, смертельно раненный над Сталинградом. Он
приземлился в Питомнике, его вынули мертвым из кабины.
viperson.ru
http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/lifefate.txt
Док. 655587
Перв. публик.: 08.11.90
Последн. ред.: 25.10.12
Число обращений: 0
Василий Гроссман. Жизнь и судьба
|
