Анна Шикльгрубер, служанка, незамужняя, родила Алоиса, которого усыновил человек без определенных занятий Джон Георг Гидлер; Алоис Гидлер и Клара родили Адольфа...
Адольф Шикльгрубер-Гитлер родился в австрийском городе Браунау 20 апреля 1889 года.
В день смерти 30 апреля 1945 года рост имел 172 см, вес 82 кг, образование - незаконченное среднее (реальная школа).
Особые приметы: хорошая память, плохие зубы.
...Он плакал во сне, проснулся от одиночества, тоски. Открыл глаза и понял, что заболеет: перед тем, как заболеть, всегда плачет во сне. В большой, отделанной теплыми коврами бетонной спальне он был один. Никого не хотелось видеть. А его ждут: там уже собрались, с 16.30 его дожидаются начальники штабов - сухопутных войск, военно-воздушных, морских. И "человек N 2", "человек N 3", "N 4", "N 5" - все, сколько их есть пронумерованных, себя пронумеровавших. Смотрят на разложенную на столе карту, развязно болтают, обсуждают положение на юге, осторожно посматривают на единственный стул и стараются угадать его сегодняшние мысли, решения.
Думать о себе, как о Нем, видеть себя, как Его, стало привычкой Адольфа Шикльгрубера-Гитлера. На Него и сам уже может смотреть со стороны, но не снизу вверх, как другие обязаны, а скорее, как очень заботливый, хотя и бесцеремонный денщик. Которому все кажется, что хозяин без него не то и не так сделает и тем повредит своей репутации. "Ну что у Тебя рука эта все дрожит, попридержи правой, если дрожит!.. Ну что Ты так засмущался, уставился в свою бумагу? Может, еще очки достанешь, на нос посадишь при всех?! Крикни! Громко выкрикни - не важно, что! - и пойдет. Сразу узнают тебя, обрадуются..."
До трех ночи не спал, выслушивал вечерние донесения офицеров-оперативников: о неожиданно широких действиях русских на [56] Харьковском направлении. Неужели догадываются, что не Москва, а юг - главное направление?.. Хотят опередить, ослабить Твой удар. Поздно! Такого, упреждающего, боялся - кошмары мучили! - в тридцать девятом, сороковом. Вдруг вырвутся на европейские бетонные дороги! Пока их обратно загнали бы, все израсходовали: накопленные боеприпасы, бензин, время. Главное - время! И при этом не давать им чему-то научиться, воевать научиться, разгрызать по-одному, главное, по-одному! Те самые генералы, которые дрожали перед азиатскими просторами и хитростью Сталина, потом, друг друга толкая, спешили сообщить, как все удачно и по плану идет. И даже лучше, чем планировалось. Никто не мог рассчитывать на внезапность тактическую. Страегическую - понятно, этого добиться некоторым удавалось, если какое-то государство взялось раньше и действует энергичнее. Но чтобы сегодняшний противник ничего не замечал до последнего дня, когда современная военная машина такая громоздкая, звучная! Или они действительно не верили, не хотели верить собственным глазам и ушам?
Но вот этот сон и снова слезы, давние, детские слезы, уводящие далеко назад, где не было фюрера, а если и был, никто этого не знал. И знать не хотели! Не было фюрера, но были тоже планы и мечты - всегда о великом. Художника Гитлера мечты, который всем им докажет, заставит приползти к ноге всех, кто знать не хотел его... Который стоял у изголовья умирающей и уже знал, что умирает мать избранного. Под призрением "доктора для бедных" еврея Эдуарда Блоха умирала мать фюрера!.. Интересно, сберег доктор Блох картину, подаренную ему после похорон? Теперь эта акварель - его талисман! Сколько раз ни настигала бы германская армия еврея Блоха, Эдуарда Блоха из австрийского города Линца, куда бы ни переезжал он, будет, как было в 1938-м. Далекая и вседержащая рука откроет ему дверь в соседнюю страну. И снова в соседнюю. Пока существуют соседние страны. Возможно, Эдуард Блох и будет последний еврей в Европе, потом в Америке, потом в Азии, в Австралии...
Ни к чему теперь болезнь, а ты обязательно разболеешься - нашел время) Возьми, возьми себя в руки. Нужна ясная голова-это наступление должно все выправить. Зима показала: положиться не на кого. И больше всего злит, когда начинают бормотать, будто ты не говорил им, не было этого, не предупреждал, не указывал заранее! Пусть, пусть снова сидит стенографист и все записывает, чтобы не могли отпереться, когда История будет подводить итоги. Можно подумать, что ты не вбивал всем в башку, не повторял сто раз: не Москва, не Москва, не Москва! Главная цель - юг, промышленность и нефть юга!.. Так нет же, каждому хотелось обскакать Наполеона. А что бензина осталось на один месяц-это не их, не генеральская забота. Затащили армии в снега, на погибель!.. А потом готовы были бежать* как тот самый корсиканец-де Березины и дальше. И побежали бы, когда бы не взял армию в собственные руки и не превратил русские "котлы" в немецкие крепости. Сколько ни смещай этих боков, этих браухичей, все они одной кости и для них ты "гефрайтер", "унтер - офицерский чин". Как бы громко, каким бы сладким хором ни повторяли: "Мой фюрер!" Вот отдал бы я тогда все капитану Рему, он бы вас всех подравнял, подстриг-под СА! А может, зря, зря не отдал?! Ха, вон как удивились и скрыть не смогли удивления, обиды, что "гефрайтер" отшвырнул их бездарную директиву и написал свою - о наступлении на Кавказ, на Сталинград. Как же, их наукам не учился - списывать у Клаузевица, Мольтое, Шлиффена, -а лезет в их святая святых! Она в учебники войдет. Как решающая директива о решающей битве! Пока Сталин дожидается нового наступления на Москву (далась она им всем, и моим тоже!), я перережу Советской России жилы. Сначала на юге. Потом Мурманскую дорогу. Москва и повиснет в пустоте. Пыль и кровавое месиво! Не нужна мне Москва. Как и [57] Ленинград не нужен. Пусть содрогнется мир - я с корнем вырву два ноющих зуба Европы. В Гималаях эхо отзовется. А впереди Иран, Ирак, Египет, Индия... И Тибета Наконец-то никто не будет стоять между Ними и Мной...
* * *
Холодная, скользко изогнутая Вселенная, а в ней солнечно освещенная ниша. Как стеклянная мухоловка. Стенки из синего бесконечного льда. Там, снаружи. Их глаза. В круглой нише, внутри ледяной Вселенной ползают по изогнутой стенке те, кто называет себя людьми. (И воображают, что они не внутри-шара, а на поверхности - "на планете".) Снаружи Они! Глаза льда. Нет, огненные Глаза! Я, только я вижу Их. О, нелегко было выманить Их из тысячелетней дали и выси! И остановить, удержать на себе. На Германии. Мои людендорфы думают, что под Москвой меня русские остановили. Нет, меня, нас оставили Они! Увели Глаза в сторону, и лед пополз, стал побеждать. Огонь отступил. Отвернулись на миг, чтобы мы ощутили, что с нами будет, если оставят насовсем. Как его оставили, отдав в мои руки. Не сибирские дивизии и не Америка страшить должны, а Их гнев. И не гнев это, а внезапное безразличие, отсутствие. Их нет, и лед наступает на нишу. Надо быть Их огнем. Их гневом и ужасом, и тогда Глаза снова смотрят, ждут, требуют. И все идет, как предсказывал я. В этом еще раз все убедятся, когда по-настоящему заработает директива 41, победоносно двинется шестая армия, направляемая моим шестым чувством. Любопытное совпадение!.. Это наше главное оружие, секретное, им владеет Германия, пока есть я. Только пока я есть. Пора, наконец, понять простую истину: Фюрер хорош не потому, что хорош, а потому, что есть, и он незаменим. Попрекают меня импровизаторством. Меня! Эти бумажные черви в мундирах, которые я же им и вернул. Я, "гефрайтер", "младший чин", вернул им генеральские, фельдмаршальские! Вернул Германии оружие. Но они все еще Клаузевицем живут, война для них - служанка политики, и только. А политика, по их книжечкам и понятиям, - наука всего лишь о возможном. О "возможном"! Тоже мне наука. Возможное я достану и без всякой науки. Весь фокус, чтобы добиться невозможного. Вопрос о жизни и смерти расы, а они - "возможное"! Не государства сегодня, а расы воюют - все против всех. Какие бы ни возникали союзы, коалиции. И должна победить и остаться одна-единственная. Разве возможно, чтобы одна-всех? Ну, а погибнуть германской, арийской расе - эту возможность вы допускаете? Ага, вас другое смущает: зачем кричать на весь мир, зачем объявлять наши конечные цели? Лишних врагов наживать. Пусть мир считает, что "Майи кампф", что угрозы истребить низшие расы - всего лишь аллегория, образное преувеличение...
Ну что ж, пусть так считает мир, если он боится, не умеет смотреть правде в глаза, мне в глаза смотреть. Но вы-то, вы, мои сподвижники и номера, вы, мои немцы, чего вам трусить? Мы еще только в начале дел и пути.
Не союзы, не коалиции страшно потерять. Их не было никогда у Германии - союзников надежных. Главное для нас не упустить время. И единственно важный союз - с Ними, с Могуществами. Значение имеет лишь то, что Они меня избрали и я с Ними. Я знаю, я-то знаю, что, прежде чем заметить меня, Глаза остановились на нем. На моем главном противнике. И за это я ненавижу его больше, чем за его большевизм, которым мой Йозеф пугает Европу и Америку. Они к нему присматривались, я это понял, примеривались, оценивали. Он объявился раньше, и там Азия, это ближе. Глаза на нем стояли, пока мы копошились на этом европейском полуостровишке - в своем Мюнхене, и когда даже Берлин не был наш. У немцев не было признанного вождя - кого было замечать?! А были трусливые политиканы: [58] вздрагивали, как от снарядов, от одного лишь урчания французских, английских желудков, лениво переваривающих германские репарации. На ком еще могли остановиться Их глаза? Не на бедняге же дуче с его опереточными чернорубашечниками. Когда придет Время Песка, я его и гауляйтером, пожалуй, не поставлю. За один только запах изо рта! Кажется, что и в телефонной трубке слышен. Жрет мясо. Кстати, вот вам классический пример коалиций! Как отважно бросается дуче, да и все они, вонючие наши сателлиты, вперед, но только туда, где уже торжествует германское оружие. Ну нет, дуче, на этот раз будешь сполна платить за победу - пойдешь добывать ее на Кавказ, на Волгу. И ты, и другие - все пойдете!..
Да, я опоздал, а он был прямо под Ними. Проклятая география! Проклятый полуостровишко - Европа! И народ мне достался, он хотя и не испорчен настолько вольтерьянством и евреями, как народы латинские, но с ним тоже будь начеку. Сегодняшний немец - а немки, те особенно - руку не моет, коснувшись руки, одежды или машины фюрера. Про это сами по радио мне рассказывают. Но как скоренько они умыли бы руки свои, когда бы не получилось с рейнской операцией, с Чехословакией, с Польшей... Шарахаться в крайности - это в их природе. Еще за день до моего триумфа голосовали за красного Тельмана, буквально за день!.. И вот с ними, с такими я сумел то, чего никто не добивался. Не за 20 лет, а за 5-6! Одного радио хватило мне для этого. И евреев.
И Они отвели глаза - в мою сторону... Уж теперь-то я сделаю из вас германцев, выбью немецкую труху из истории, из душ ваших! Какие-то бедуины, пастухи захватили полмира, когда у них появился вождь и идея, настоящая религия не слабых и сирых, а воинов, преданных пророку. Вот у кого, у мавров, а не у римлян позаимствовать бы нам религию, а с нею полмира. Но с германцами случилось самое мерзкое, что только могло: на плечах они унесли римское золото, а в душах - еврейскую, христианскую заразу. Нет! Из большевистской Азии мы принесем только золото победы. Только! Всю заразу, как холеру в средние века, выжечь огнем. На месте.
Но моим немцам и хочется, и дрожь в ногах... Какие разработочки присылают мудрецы из восточного министерства! Спор чиновничий затеяли: 30 или 50, или 70, или 100 миллионов выселить по генеральному плану. Не повиснет ли "невыносимая тяжесть" на совести исторического немца, если с поляками поступим, как с евреями? И нельзя ли украинцев использовать против русских, а литовцев, латышей - против и тех, и других, и белорусов. Все пытаются обойти твердый принцип: впредь никто, кроме немцев, не должен носить оружия! Даже в моем Розенберге пискнул либерал. Одно дело на бумаге да в романтических спорах и мечтаниях, а тут практика, мясо. А ведь и он - втайне, конечно! - считает себя моим учителем. Это они меня "открыли", "зарядили", "сделали"! Для немца даже фюрер - всего лишь нафаршированная колбаса! Вильгельмштрассевским революционерам хотелось бы с помощью одних славян победить и истребить других - все у них союзы да коалиции в голове. В мечтах да на бумаге цифры не пугали. А когда до дела дошло... Интересно бы посмотреть на этих ветцелей да на моего прибалтийского эстета Альфреда, когда бы им пришлось не миллионы душ туда-сюда отсчитывать, а всего двух-трех женщин ликвидировать, но самим, своими руками. Да еще с малыми их недоносками. Поставить живых перед ними - ну-ка исполняйте нашу историческую миссию! Сразу обнажится истина, что не всякий может называться германцем. Нужен огонь и огонь! На Востоке мы выжигаем еще и немецкую серу из германского железа. И делать это будем безжалостно. В лаборатории чистую расу не создашь. Одними этими вашими измерениями черепов. Нет, не сырья, не "вооружения вглубь", "вооружения вширь" - [59] не этого недостает мне. Что бы ни толковали мои "специалисты". Будет и сырье, будет и оружие, если умело балансировать ресурсами. Времени - вот чего не хватает. Чтобы из сырья человеческого, которое нам оставила история, из этого мусора рас выплавить чистую сталь новой расы, нового человека. Нажал на перо - сто, тысяча, миллион упали на бумагу! Нажал на спусковой крючок - столько же под дулом автомата! Новому человеку все будет одинаково легко и радостно. Будь у меня два-три поколения, воспитанных как следует, невозможного не существовало бы. Но отпущено мне было только шесть лет, если не считать времени, когда я шел к власти. Но и на эти шесть я, кажется, не имел права, следовало начинать в 1938-м - прямо из Мюнхена. Невзирая на то, что они уступили, во всем уступили, эти лондонские трусы. Но свои, немецкие трусы повисли на руках и ногах: рано, не готовы, хотя бы еще полгодика!.. Мы сильнее не стали, а они пришли в себя. Не следовало дарить им такую возможность. А еще эта идиотская история с итальянским наступлением в Греции. Отняли, отнимают у меня месяцы, недели, которые могут отозваться в столетиях!..
Нет, мне еще надо было докричаться до них - до Главных Союзников. Политический жаргон, шепоток иносказания для Них не годились. Нужно было во весь голос и открытым текстом. Они должны были увидеть, что я готов исполнить Их дело, погрузиться в такую кровь, на какую никто не решался, по крайней мере, в открытую. Они должны были поверить, что моя борьба - Их борьба. Ведь Им безразлично, куда - с Востока на Запад или с Запада на Восток - течет река крови. Важно, чтобы текла и чтобы это не ручеек был, а всеобновляющий поток, уносящий весь мусор истории, расовый сор. Цена идеи исчисляется кровью. Моя стоит больше - в Их глазах. Ни одна идея не обещала столько очистительной крови, огня...
Я сразу понял, когда это случилось, - наконец Они перевели Глаза на Германию! Я понял: приходит мое время! И даже то, что было до поры скрыто, спрятано от меня, даже это обернулось заботой Провидения о моем успехе, торжестве. Я распахнул дверь на Восток, не зная, что там увижу. Не зная, не подозревая, какая танковая армада, воздушная мощь у него там. Знал бы, так не решился, а это не входило в Их расчеты. И Они позволили ему обмануть меня. И тем самым поманили, подтолкнули меня напасть.
Надо знать, помнить, что все наши чувства, цели, наши интересы, границы и пр. и пр. для Них - необязательное, воображаемое. Как и обычное наше представление, что земля - каменный шар, круглая глыба. Из людей я один это знаю, один я вижу Их глаза и нашу "планету", как она есть. Какое острое наслаждение носить в себе высшее знание, выдерживать направленный на тебя Их взгляд - Глаз Ужаса! А вокруг маленький наш привычный мир, и такой здешний, земной испуг на лице Евы: "О ком ты, мой дорогой, говоришь? Кто "они", о ком ты? Ты плохо себя чувствуешь?" Простая душа, она все-таки не верит, что я нечто большее, нежели "мой фюрер". Когда Елизавета Форстер, мужественная германка, сестра великого Ницше, прислала приветствие "Первому на земле сверхчеловеку", всем это показалось лишь красивым жестом. Ведь для них все, в конечном счете, слова, слова. И не подозревают, даже мои ближайшие "номера", что Новые Люди уже здесь, присутствуют, действуют, и я их посланец.
Ради кого-то или чего-то другого не стоило, но ради такой идеи можно было вынести все, что вынес я и через что прошел. Все смог, сумел и остановил Глаза Ужаса на Германии. Той самой Германии, где меня унижали, оскорбляли, знать не хотели, обзывали почтмейстером, грозились "выгнать плетью" в Австрию... Где-то же есть он, затаился тот Гржечинский, польский ублюдок, посмевший стать немецким полицейским чином. Он смел плетью грозить будущему фюреру. Он ушел от возмездия. Другие тоже спрятались - сколько их, попрятавшихся! [60] Ускользнули в безвестность, в могилу или за границу. А старый бык - в немецкую историю. Пауль фон Бенекендорф унд Гинденбург!.. Дайте время, я поукорочу ваши имена! Наступает пора новой аристократии. Придет время, и в германских пантеонах станет просторнее. Мощи этого тупицы шутника вышвырну в первую очередь... "Кто он такой, этот Гитлер? Я сделаю его почтмейстером, пусть лижет марки с моим изображением..." Он это сказал, он посмел?!
О, старый мерин, потом и ты узнал, кто я такой. Как вяло пожимал руку новому рейхсканцлеру, которого позвал к власти немецкий народ. Но пожимал! Чувствовал "фон унд", чувствовал, что не для того пришел Адольф Гитлер, чтобы играть в парламентскую болтовню, а чтобы их всех вышвырнуть. Посмотрим, где будет твое "изображение", старая кляча, когда я возьмусь за немецкую историю по-настоящему! Придет Время Песка!..
В чем только меня не подозревали, чем не попрекали - дезертирством из австрийской армии, "еврейской" буквой "д" в фамилии деда... даже автомобилем "за сорок тысяч марок" - эти крикуны из СА, пока их не укротила "ночь длинных ножей". Попрекали машиной, которая потом спасла фюрера, выхватила из-под полицейских пуль - с ключицей сломанной, с этой вот рукой, но спасла. Кто и что вы были бы сейчас, где были бы без фюрера?! О, жадная толпа, которая преданно тянет руки, но, даже покорившись, старается овладеть тобой, господствовать! И ей даже удается это. Как удавалось сладостной Гели, моей пышнотелой и нервной племяннице, а когда не до конца удалось, взяла в руки пистолет и отняла себя у своего господина. "Ну, тогда я уйду!" - ушла, закрылась и выстрелила. С этого и Ева пыталась начинать - в первые наши месяцы. И все это ради того, чтобы, подчинившись, господствовать. У толпы, у женщин тут верное чутье, инстинкт, верный путь. И та же жадность. Любя, поклоняясь, отнимут все радости, без которых сами своего существования не представляют. Живи ради них, дыши ими и ничем, никем больше! Еву до сих пор прячу от них - смертельно обидятся, если узнают. Все готовы отнять добрые, преданные немцы у любимого фюрера. Но фюреру ничего и не надо. Ничего! У него есть то, чего вам не постичь. О чем не догадываются даже те, кто знает о Еве, ближайшие "номера". Даже эта африканская свинья Герман. И всезнающий рейхсфюрер не знает. Да, интересно, как там у моего хромоножки Йозефа? Бьет его Магда или он собственным старанием и для своего удовольствия делает ей детишек - сколько их там уже, пять или шесть? Гиммлер намекал на его связь с какой-то подлой славянкой, чешкой. Ну, штрассеровский бесенок, ну, социалист!
Мне известны ваши порочные тайны и тайные пороки, мои законопослушные немцы! Плотоядные, неверные, старательные, оглядчивые. Мы общей тайной перед миром повязаны. Только вы и передо мною простодушничаете. О, это старонемецкое простодушие, эта честность на весь мир! Она-то и есть самая великая немецкая хитрость и самая полезная. Как швабы - лучшие, талантливейшие лжецы в Германии, так мы с вами - в Европе. Благодаря нашему мефистофельскому простодушию. Если чем и победим другие расы, то именно простодушием, которым всегда питалось истинно немецкое чувство правоты перед всеми и за все. Кто больше меня предан этому гениальному немецкому чувству? Так не надо хотя бы передо мной хитрить. Я во всем с вами и всегда. Да, мы всегда честно требуем только необходимого, ничего лишнего! Требуем по праву немецкой культуры, немецкого трудолюбия - честно! Чувство любого немца, когда он обижен за Германию, самое справедливое. Это народное чувство. Как ни у кого другого. Никто и никогда не хотел считаться с нашими правами, требованиями, которые всегда справедливы. И сегодня мы честно объявляем: отныне мы становимся нацией истребляющей! Англосаксам [61] придется передать нам - вместе с Ближним Востоком, Африкой, Азией - и эту роль, это право.
Ваша, немцы, честность, она и моя тоже. Но я не позволю вам сыграть в слишком знакомую игру: не удастся вам простодушно отречься от своего фюрера. Умыть руки, которыми тянулись к Нему, старались коснуться хотя бы одежды или крыла машины. Я не сам, мы не сами пришли - вы нас позвали. Но не были бы вы немцами: и здесь вы простодушничаете, хитрите! Вы не вышли с нами на мюнхенские улицы, осторожненько выглядывали из-за штор, когда мы шли под пули. Вы не дали мне все голоса, хотя и поманили нас. А этот ублюдок Штрассер едва не расколол партию, и едва все не погибло. Я должен был пистолет поднести к виску и только угрозой, что ухожу, выйду из игры, только этим снова привлек Их Глаза и спас Германию. У вас на все и всегда есть алиби. И все равно мы возникли не сами по себе, мы - из вашей всегдашней правоты, мы - из вашей простодушной немецкой обиды на всех: на банкиров, на красных, на Запад, на Восток, на поражение, на голод, на своих, на чужих. Вы нас позвали!..
Я выбрал борьбу со всеми и до полной победы, что означает - и я этого не скрывал никогда! - полное уничтожение побежденных. Вы на это согласились, пошли за мной, за нами. Потому что я угадал вас, угадал то, чего вы сами стыдились всегда, боялись в себе. Мы повязаны. Не рассчитывайте, что вам простят то, чего не простят мне. Если победим не мы.
Я вас вижу всех и до конца, вы меня - на сколько хватает вашей смелости. И сколько я позволю. Наша с вами общая тайна кончается там, где начинается только моя. И где начинается тайна моего общения с Могуществами. С Ними я разговариваю не по-немецки. Почему-то не задумывался раньше, на каком языке мы разговариваем, когда Глаза Ужаса смотрят мне в лицо. Ева пугается, спрашивает, что со мной, готова голову мою пощупать, если бы не боялась, что рассержусь. И больше всего пугает ее, что разговариваю на незнакомом языке. Только имена звучат для нее знакомо: Дитрих, Петш, Лянц, Кубичек... Но причем здесь Кубичек, этот жалкий музыкантишка?... О чем это я? Да, так и должно быть: особый язык, не всем доступный, язык посвященных! Но если не немецкий, тогда какой же изберем мы, избравшие себя? Все планируем, а об этом наши мудрецы - никто! - даже не задумаются. И мне это не сразу в голову пришло. Столько лишних народов, испорченных рас, а ведь это и языки. Это тоже наши трофеи. Но никем не замечаемые. Предполагалось, что это ненужный хлам, лишнее, подлежащее забвению. А ведь это чудные скальпы для победителя! А что, неожиданный поворот мысли. Шутка истории. Никто не задумывался, как все-таки будут общаться высшие люди и чем отгораживаться будет каста господ от тех, кто внизу. Как будут общаться различные касты, которые мы создадим? Идеально было бы - каждой свой язык. Кроме служебного - пусть себе и немецкого. Без этого не возникнет ощущение избранности. Посвященности и недоступности. Высоты. Тибета. Не придумывать же специальный язык, новый эсперанто. Противно, труп! Нет, получить язык еще с теплой плотью, кровью! Кто сказал, что это противоречит нашей идее? Мы не отказываемся даже от французских картин - явного декаданса, от старинных книг - даже христианских! Рейхсмаршал Геринг тем только и занят, что все тащит в свои дворцы. Кому картины подавай, кому шахты, поместья, но никто не увидел величайший трофей - язык врага! А что, забрать на самый верх язык греков, например, албанцев. Или еще более древнее что-нибудь. Даже Ганнибал, Александр не замечали такой трофей. А они знали права победителя.
А что если французский или даже английский? С английским поработать пришлось бы! И не самое трудное - их чахоточный остров. Что остров - закрыть для посещения на годик-два, предварительно запустив туда все эти батальоны, что сейчас практикуются на Востоке. [62] Бах-Зелевский докладывал, что у них там, особенно в Белоруссии, много поучительного, достойного внимания... Так вот, закрыть остров, а потом распахнуть: заходите, смотрите! Что такое, куда девались эти англичане? Был такой народ, говорите? Хорошенько ищите, хорошенько! Что-нибудь да осталось, если было...
Дорого вам обойдется ваше островное высокомерие, ваша несговорчивость, всегдашняя готовность влезть в германские континентальные дела! Но существует еще этот монстр, чудовище искусственное, что нависает из-за океана. Созданное все теми же старательными неосмотрительными немцами. Будет только справедливо, если американский континент заговорит только по-немецки. Останется на нем лишь то, что на немецком будет разговаривать. Но сложность даже не в этом, а в англоязычных тварях - азиатских, африканских, австралийских, - их столько по всему миру! Попробуй сними английский скальп со всех этих голов - белых, желтых, черных! Но чем труднее задача, тем больше она зажигает. Сделать так - за 10, 20, пусть 30 лет, - чтобы английский, когда-то "мировой", стал служить четыремстам или только сорока человекам! Цель, обратная той, которую ставили высокомерные островитяне. И ничего не скажешь, твердо, умело шли к ней четыреста лет, принуждая все новые континенты говорить по-английски. А тут наоборот: убрать с планеты миллиард, который смеет понимать язык господ. Фантастическая цель, под стать богам, да и то разве что дохристианским!
А для тех, кому позволим существовать на "планете", общим будет немецкий. Он и будет языком приказывающим. Он словно специально для этого создан. Не случайно укротители - в цирках и зверинцах всех стран - пользуются именно немецким. Но и из немецкого следует убрать лишние эмоции. Сколько в нем наследили все эти плакальщики гуманисты, многие века эксплуатировавшие низменные чувства жалости, сострадания! И чему надо помешать обязательно, так это немецкой привычке к регламентации. Мои немцы захотят все добросовестно перестроить на свой, на немецкий лад. Как будто мы затем пришли, чтобы украинца заставить мыть тротуар перед жилищем. Пусть доживают, что им осталось, в своей исторической грязи, не наше дело поднимать культуру, учить, лечить туземцев. Немецкий порядок, но совсем в другом. Каждое немецкое слово будет звучать как сигнал, и они должны бросаться со всех ног и выполнять приказ! Прежде всего - дороги. И все их образование - дорожные знаки. Хотя и это не нужно. Им не ездить по дорогам, которые они будут мостить, их повезут. Каждое поселение, каждая улица в доживающих свой век неарийских городах должны существовать замкнуто. Ни вчерашнего, ни завтрашнего для них не существует, только то, что есть сейчас. А есть только это: высится столб в центре каждого изолированного региона, а на нем репродуктор, и из него падают приказывающие немецкие слова. А в остальное время - музыка. Сколько угодно, как можно больше музыки. Пусть вымывает, уносит из их памяти все прошлое. Никакой истории, ничего о прошлом, о будущем. Пока к зарастающим лесами городам и поселениям не придут машины и не увезут всех на восток по бетонным дорогам. Сейчас там ни хороших дорог, ни нужного спокойствия, но порядок налаживается. Изобретательные командиры неплохо используют деревянные здания с соломенными крышами. У славян даже церкви покрыты соломой. Что-то языческое, крематории одноразового употребления. Но чем дальше мы продвинемся в Европу, в собственно Европу, тем сложнее, труднее будет без хорошо налаженной системы и технологии. У западных славян дома из кирпича, камня. Не говоря уже о латинских народах. Любопытно все это выглядит: продвигаясь на Восток, мы одновременно начинаем двигаться с Востока на Запад - в осуществлении наших расовых целей. [63]
15 июня 1942 года каратели штурмбанфарера СС Оскара Пауля Дирлевангера убили и сожгли жителей белорусской деревни Борки Кировского района Могилевской области. Кроме этой деревни специальный батальон Дирлевангера (один из многих, действовавших на территории Белоруссии) уничтожил еще около двухсот деревень - более ста двадцати тысяч человек. В числе этих деревень и Хатынь.
* * *
И. В. П о к р о в с к и й (советский обвинитель на Нюрнбергском процессе). Известно ли вам что-либо о существовании особой бригады, которая была сформирована из контрабандистов, отпетых воров и выпущенных на свободу преступников?
Б а х - З е л е в с к и й (бывший начальник штаба всех боевых подразделений по борьбе с партизанами при рейхсфюрере СО. В конце 1941 - начале 1942 годов для борьбы с партизанами в тыловой группе "Центр" был выделен батальон под командованием Дирлевангера. Эта бригада Дирлевангера состояла в основном из преступников, которые имели судимости, официально - из так называемых воров, но при этом они были настоящими уголовными преступниками, которых осудили за воровство со взломом, убийства и т. д.
И. В. П о к р о в с к и й. Чем вы объясните, что немецкое командование тыла с такой готовностью увеличивало количество своих частей за счет преступников?
Б а х - З е л е в с к и й. По моему мнению, здесь имеется прямая связь с речью Генриха Гиммлера в Вевельсбурге в начале 1941 года, перед русской кампанией, где он говорил о том, что целью русской кампании является: расстреливать каждого десятого из славянского населения, чтобы сократить их численность на 30 миллионов. Для опыта и были созданы такие "низкопробные" части, которые фактически были предназначены для реализации этого замысла.
* * *
Особая команда, "штурмбригада" доктора Оскара Дирлевангера, состояла из трех немецких рот (кроме немцев - австрийские, словацкие, латышские, мадьярские фашисты, французы из вишийского 639 полка), из "роты Барчке" (Август Барчке - фольксдойч, начальник кличевской районной полиции) и "роты Мельниченко" (Иван Мельниченко - бандеровец) - католики, лютеране, православные, атеисты, магометане... Деревня Борки состояла из семи поселков - -более 1800 жителей...
* * *
Из показаний бывшего карателя-дирлевангеровца Грабовского Феодосия Филипповича, уроженца деревни Грабовка Винницкой области:
"На эту операцию мы выезжали из Чичевич на автомашинах и мотоциклах. Помню, уже не весна, уже картошка цвела... Перед выездом Барчик (как мы звали между собой Августа Барчке) сказал, что поедем в деревню Борки на помощь немцам, так как их в районе этой деревни обстреляли партизаны. Примерно в трех километрах от деревни Борки на шоссейной дороге Могилев - Бобруйск автомашины и мотоциклы остановились. По команде Барчика взвод Солдатенки Анатолия и Добрынина Дмитрия, а также часть немцев и украинцев разгрузились. Тот же Барчик сказал, что эти взвода совместно с группой немцев должны оцепить центральную деревню и прилегающие к ней поселки с восточной и северной стороны. Остальные наши взвода, а также силы немцев и часть роты Мельниченко поехали дальше по шоссейной дороге..." [64]
Док. 655796 Перв. публик.: 01.11.00 Последн. ред.: 01.11.12 Число обращений: 0
Адамович А. Хатынская повесть. Каратели.
|