За послевоенные десятилетия о штурме рейхстага написано много разных нафантазированных небылиц, которые по-русски называются враньем. Пытались и меня подстраивать под многочисленные авторитеты. "У вас расхождения с таким-то и таким-то. Переделайте, найдите компромиссное решение",- неоднократно советовали мне компетентные товарищи...
Начиная со 2 мая 1945 года мне часто задают вопрос: "Кто первым водрузил Знамя Победы?" Такой вопрос возник не случайно. Многие и многие сотни людей 30 апреля сорок пятого года шли в последнюю атаку - на штурм рейхстага. Десятки красных флажков и флагов были в атакующих цепях стрелковых батальонов. И каждому хотелось быть первым.
Последняя атака, которая привела к успеху, началась после 18.00 по среднеевропейскому времени. В рейхстаг ворвались около девяти вечера. Уже темнело. В темноте трудно было проследить - кто добежал первым, установил свой флаг. А главное, в то время было не до того. Шел бой...
В середине дня 2 мая в центре Берлина наступила тишина. Гарнизон фашистских войск капитулировал.
В рейхстаг валом повалил народ... Приходили пешком, приезжали на лошадях и автомашинах представители всех родов войск. Всем хотелось посмотреть рейхстаг, расписаться на его стенах. Многие фотографировались на фоне фашистской цитадели, многие приносили с собой красные флаги и флажки и укрепляли их по всему зданию. Приехали корреспонденты и фоторепортеры дивизионных, армейских, фронтовых и даже центральных газет.
Пошли расспросы, записи... Встретит какой-нибудь корреспондент солдата, отведет его в тихий уголок и давай писать по горячим следам боев. Другой уведет офицера, третий - сержанта, так по тихим уголкам "разобрали" не только мой батальон, а и другие, принимавшие участие в штурме. Пошла путаница...
Доходило до того, что в одной и той же газете о водружении Знамени Победы писалось по-разному. И таких противоречивых высказываний можно привести сотни.
Через 12 лет после войны, во время одного выступления, ко мне подошел капитан запаса Федоров из 47-й армии и категорично заявил: "Знамя Победы водрузили я и старший сержант Михаил Исаков, вот газета... смотрите". Он развернул газету, в ней снимок. На крыше рейхстага на фронтоне парадного подъезда развевается знамя, его держит Федоров, рядом старший сержант с автоматом. Под фотоснимком написано: "Капитан Федоров и старший сержант Исаков водружают знамя над рейхстагом".
Рассматривая газету, я был в недоумении, а Федоров стал пояснять: "8 мая командование направило группу лучших воинов с корреспондентом армейской газеты на экскурсию в Берлин - посмотреть фашистскую столицу и рейхстаг. Мы вечером 8 мая водрузили Знамя, а 9-го кончилась война. Советский народ праздновал Победу. На меня и Исакова были написаны наградные листы на присвоение звания Героя Советского Союза, но Героев не дали. Наградили за Берлинскую операцию орденами Красного Знамени. Но ничего,- продолжал Федоров,- я своего добьюсь... Вашего Егорова и Кантарию выведу на чистую воду. Это в угоду Сталину подсунули грузина... Сейчас культ личности осудили. Можно писать. Добьюсь!" - подытожил капитан запаса. И многие действительно стали писать, добиваться!
Наградные листы на присвоение звания Героя Советского Союза за водружение Знамени Победы были представлены на сотни людей.
Так что политотделу 3-й Ударной армии и политуправлению 1-го Белорусского фронта пришлось разбираться в этом вопросе целый год! Только 8 мая 1946 года вышел:
УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
О присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и сержантскому составу Вооруженных Сил СССР, водрузившему Знамя Победы над рейхстагом в Берлине.
Присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда"
Председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Н. Шверник Секретарь
Президиума Верховного Совета Союза ССР А. Горкин.
Москва. Кремль. 8 мая 1946 года
Казалось бы, все встало на свои места. Но нет! И по сегодняшний день в ЦК КПСС и в Президиум Верховного Совета Союза ССР идут письма и телеграммы.
К примеру, в канун 40-летия Победы В.М. Фамильский, участник штурма рейхстага, писал (привожу сокращенно. - С. Н.): "Вторично обращаюсь в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о присвоении звания Героя Советского Союза первым первопроходцам водружения Знамени Победы товарищам: В.Н. Макову, В.М. Минину, К.Г. Загитову, А.Ф. Лисименко, А.П. Боброву (посмертно)... Основываясь на ошибочных выводах. Главное управление кадров Министерства обороны СССР воздержалось поддержать мое первое ходатайство... Знамя Победы, дескать, водрузили разведчики 756-го стрелкового полка Михаил Егоров и Мелитон Кантария... Из числа всех знаменосцев, - продолжает Фамильский, - водрузивших на стенах и крыше рейхстага победоносные стяги, М. Егоров и М. Кантария в рейхстаг прибыли позднее всех..."
Начиная с ночи 1 мая и на протяжении целого месяца после войны красные флаги на крыше рейхстага ставили представители-экскурсанты всех армий, всех родов войск, находящихся в Германии..."
Передо мной лежит полный текст ходатайства Василия Матвеевича Фамильского, сижу и думаю: что же можно сказать по поводу всего им написанного? В. М. Фамильский прав в изложении событий и искажений о последнем бое. Но согласиться с его словами в адрес Егорова и Кантарии мне сложно.
Кантария - кадровый солдат. Призван в армию в сентябре 1940 года. Войну встретил пулеметчиком на западной границе. Провоевал все четыре года, дважды был ранен и после каждого ранения возвращался в строй. Первое ранение получил 20 июля 1941 года в боях за Смоленск. В нашу 150-ю дивизию Мелитон Варламович Кантария был направлен после второго ранения, в октябре 1944 года, зачислен во взвод разведки 756-го стрелкового полка. В разведке показал себя смелым и находчивым солдатом. Поэтому полковник Зинченко и доверил ему вместе с Егоровым особо важную задачу - водрузить над рейхстагом знамя Военного совета 3-й Ударной армии как Знамя Победы.
После боев Егоров и Кантария отличились в рейхстаге еще дважды: первый раз в середине дня 2 мая и второй - 10 мая. А было так.
Утром 2 мая в рейхстаг пришел командир полка Ф.М. Зинченко и сообщил, что звонил командир дивизии генерал В.М. Шатилов, пообещавший скоро прибыть в рейхстаг. До прихода генерала Знамя требовалось переставить с фронтона на купол. Для этой цели Зинченко вызвал на площадь Егорова и Кантарию.
Купол представлял собой конусную металлическую обрешетку с выбитыми стеклами. Высота купола от земли до верхней площадки метров 50-60. Егоров впереди со знаменем, Кантария за ним стали подниматься вверх. В обрешетке во многих местах остались стекла. Егоров сильно обрезал ладони и пальцы обеих рук. Когда знаменосцы уже достигли второй половины купола, вдруг оборвался поперечный переплет (поперечные переплеты были примерно по метру, и каждый соединялся с вертикальными заклепками). Переплет повис на одной заклепке. Вместе с ним повис Егоров... У тех, кто был на Королевской площади, невольно вырвался вздох: ну, сейчас Егоров рухнет вниз... Под ним пропасть...
Каким-то чудом Егоров подтянулся на руках, перебрался к вертикальному переплету и снова стал подниматься. Наконец он, за ним Кантария добрались до верхней площадки и вставили древко знамени в металлическую трубу (эта труба была сделана специально для государственного флага фашистского третьего рейха). Кантария на узкой и зыбкой площадке купола поднялся во весь рост, одной рукой ухватился за древко, другую поднял и громко закричал: "Ура!".
Капитан Ярунов, который стоял рядом со мной, не выдержал: "Хватит! Слезайте скорее к чертовой бабушке". Начальник штаба майор Казаков нервно повторял: "Он еще лезгинку там будет танцевать, абрек непутевый... Пусть только слезет, я ему покажу... пусть только слезет..."
...Согласно решению Ялтинской конференции, Берлин был поделен на зоны оккупации: советскую, американскую, английскую и французскую. Рейхстаг отходил в английскую. 10 мая 150-я дивизия покидала Берлин. Перед выходом из города полковник Зинченко приказал Знамя Победы с купола снять, вместо него поставить значительно превосходящий знамя размерами красный стяг. Для выполнения этой задачи командир полка хотел послать кого-нибудь из солдат моего батальона, но Кантария в категорической форме заявил: "...Мы с Егоровым ставили знамя, мы и снимем!". Возражать было бесполезно. Они вторично полезли на купол...
Иногда кое-кто рассуждает так: "Указом Президиума Верховного Совета Давыдову, Егоропу. Кантарии, Неустроеву и Самсонову звание Героев Советского Союза присвоено за водружение Знамени Победы. Однако при чем тут Давыдов, Неустроев и Самсонов? Они же не поднимались на крышу устанавливать знамя". Законный, требующий объяснений вопрос. Ведь многим представляется примерно такая картина: бегут со знаменем к рейхстагу, по стенам или водосточным трубам поднимаются наверх, противник огнем пулеметов и автоматов сбивает знаменосцев. На смену убитым поднимаются другие. И только счастливчикам удается добраться до крыши.
На самом деле все обстояло совсем по-другому. Водружение Знамени Победы складывалось как бы из трех этапов. Прежде всего необходимо было ворваться в рейхстаг и овладеть им (хотя бы частично). Дальше: во взятом уже рейхстаге добраться по лестнице на верхние этажи, затем в чердачные помещения и на крышу. Там установить Знамя. И, наконец, отбить фашистские контратаки.
Поэтому мне кажется вполне логичным, что честь во взятии рейхстага, в его удержании, в создании благоприятных условий для водружения знамени принадлежит солдатам, сержантам и офицерам трех батальонов во главе с их командирами. Именно поэтому Военный совет 1-го Белорусского фронта принял решение ходатайствовать о присвоении звании Героя Советского Союза трем командирам батальонов и двум разведчикам. Как я уже писал. Указ о нашем награждении вышел ровно через год после окончания войны. Первоначально же участники штурма рейхстага были награждены орденами Красного Знамени.
Штурм рейхстага
...Лишь глубокой ночью шум и грохот на первых этажах начал утихать и удаляться на верхние этажи. Напряжение боя постепенно ослабевало, сопротивление противника было сломлено. Наши подразделения овладели "домом Гиммлера".
Перед утром батальон сосредоточился в трех больших комнатах, похожих на казематы. Через полуподвальное окно смотрю вдаль. Ночное небо заволокло дымом. По самой земле стелется мрак. Впереди - никаких строений...
По рации слышу голос Зинченко: "Где находишься? Где находишься? Прием. Прием".
Докладываю не совсем уверенно:
- Нахожусь в торце дома.
Сам же думаю: "А может, это не торец дома, может, здание еще уходит куда-нибудь вглубь?"
Полковник приказывает:
- Наступай на рейхстаг. Выходи быстрее к рейхстагу!
Я кладу трубку. В ушах все еще звучит голос Зинченко.
А где он, рейхстаг-то? Черт его знает! Впереди темно и пустынно...
Поднимаю батальон. Иду в темень, под зарево. Справа, совсем близко, застрочил пулемет. Куда он стреляет - не пойму. В цепи кто-то застонал. Батальон залег. Ночная атака успеха не имела.
Я вернулся в здание, на свой НП. Не прошло и пяти минут, как из полка поступил новый запрос:
- Вышел, что ли, к рейхстагу? Когда выйдешь? Ведь рейхстаг, Неустроев, от тебя близко, совсем рядом...
Наконец мы сориентировались. Вызываю по рации командира полка:
- Дайте огонь правее...
Заговорили наши минометы, за ними пушки. Вспышки разрывов слегка осветили местность, но затем видимость стала еще хуже. Вокруг черно, как в пропасти.
С тревогой я думал о том, что между ротами нет никакой локтевой связи. Во мраке легко сбиться с нужного направления. К тому же люди сильно устали. Наступать в такой обстановке было очень рискованно.
...Наступило утро 30 апреля 1945 года. Перед глазами изрытое, перепаханное снарядами огромное поле. Кое-где стояли изуродованные деревья. Чтобы лучше разобраться в обстановке, мне пришлось подняться на второй этаж.
Глубина площади, если можно было так назвать это поле, составляла метров триста. Площадь на две части рассекал канал, залитый водой. За каналом немецкая оборона - траншеи, дзоты, зенитные орудия, поставленные на прямую наводку. Около орудий копошатся люди. В конце площади небольшое серое здание с куполом и башнями.
Гусев, мой начштаба, высказал предположение: это рейхстаг! В первый миг я даже вздрогнул. Шли к нему четыре года, и рейхстаг представлялся каким-то необыкновенным: обязательно огромным, черным, страшным... А тут вдруг видим серое и только трехэтажное (считая цокольный этаж) здание.
У меня закралось сомнение: нет, это не рейхстаг! Тем более что за серым зданием, метрах в двухстах, виднелся громадный многоэтажный дом. И из него валил густой черный дым.
Я спустился в подвал, в голове сомнения. перед глазами серое здание и в глубине большой горящий дом... По рации доложил обстановку командиру полка. Он выслушал спокойно и коротко приказал:
- Наступай в направлении большого дома, если ты считаешь, что это рейхстаг!
Я поставил перед ротами задачу: наступать левее серого здания, обойти его, выйти к горящему дому и перед ним окопаться. Батальон приготовился к атаке. Орудия капитана Винокурова, старшего лейтенанта Челемета Тхагапсо и орудийные расчеты дивизиона майора Тесленко были поставлены в проломах "дома Гиммлера" на прямую наводку. Батареи лейтенанта Сорокина и капитана Вольфсона заняли огневые позиции в боевых порядках стрелковых рот.
Наконец наша артиллерия открыла огонь. Площадь за каналом и серое здание затянуло дымом и пылью...
Взвилась серия красных ракет - сигнал атаки. Роты с криком "ура" бросились вперед. Но не успели пробежать и пятидесяти метров, как противник обрушил на нас сотни тяжелых мин и снарядов. Наше "ура" потонуло в грохоте. И вторая атака так же, как и первая, захлебнулась.
Вскоре ко мне на наблюдательный пункт пришел полковник Зинченко. Я доложил ему, что к рейхстагу никак не могу пробиться - мешают серое здание, из которого ведется стрельба, и очень сильным огонь справа.
Федор Матвеевич подошел к окну. Ему под ноги кто-то подставил патронный ящик. Он долго изучал карту. Потом смотрел в окно и опять на карту. И вдруг лицо Зинченко осветилось улыбкой. Он был взволнован.
- Неустроев, иди сюда... Смотри! Я встал на ящик рядом с командиром полка, но не понимал, чему радовался Зинченко.
- Да смотри же, Степан, внимательно! Перед нами рейхстаг!
- Где? - невольно переспросил я.
- Да вот же, перед тобой. Серое здание, которое тебе мешает, и есть рейхстаг!
Мы с Гусевым смущенно переглянулись. Полковник Зинченко ушел на командный пункт полка докладывать обстановку командиру дивизии генералу Шатилову. На прощание сказал:
- Готовь батальон к штурму. После его ухода я снова прильнул к окну. Серое здание поглотило все мое внимание. Теперь это было уже не просто здание, а что-то очень значительное, конечная цель наших боев и походов, наших страданий и мук. По внешнему виду рейхстаг был неказист. Три этажа, окна и двери замурованы красным кирпичом, но в них оставлены амбразуры. Я приложил к глазам бинокль - в амбразурах стволы пулеметов. Насчитал их до двадцати.
В середине дня, часов в тринадцать, была предпринята еще одна, третья по счету, атака, также успеха не имевшая... После нее батальон оказался в исключительно тяжелой обстановке: вторая стрелковая рота младшего лейтенанта Антонова и третья рота лейтенанта Ищука поднялись в атаку не одновременно, личный состав рот мелкими группами и в одиночку устремился к парадному подъезду рейхстага. Кое-кто уже подбегал к зданию, и казалось, что вот-вот роты ворвутся в рейхстаг. Противник усилил ружейно-пулеметный огонь и тут же открыл огонь иу артиллерии и минометов. Площадь утонула в разрывах снарядов и мин, казалось, что земля и небо перемешались в каком-то страшном аду. Минут через двадцать противник огонь прекратил: в воздухе пороховая гарь, от которой спирало дыхание и першило в горле.
Около трех часов дня ко мне на наблюдательный пункт снова пришел Зинченко и сообщил: "Есть приказ маршала Жукова, в котором объявляется благодарность войскам, водрузившим Знамя Победы, в том числе всем бойцам, сержантам и офицерам, генералам 171-й и 150-й стрелковых дивизий. В письменном виде приказ маршала Жукова в войска 1-го Белорусского фронта, очевидно, поступит завтра",- смущенно закончил полковник.
Забегая вперед, скажу что этот приказ я прочитал только после боев в Берлине 4-го или 5 мая.
Приказ гласил:
Секретно
ПРИКАЗ
войскам 1-го Белорусского фронта 30 апреля 1945 года N 06 Действующая армия
Район рейхстага и г. Берлин обороняли отборные части "СС". Для усиления обороны этого района противник в ночь на 28. 04. 45 г. выбросил на парашютах батальон морской пехоты. Противник в районе рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам, превратив каждое здание, лестницу, комнату, подвал в опорные пункты и очаги обороны. Бои внутри главного здания рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки.
2. Войска 3-й Ударной армии генерал-полковника Кузнецова, продолжая наступление, сломили сопротивление врага, заняли главное здание рейхстага и сегодня 30. 04 45 г. в 14-25 подняли на нем наш советский флаг. В боях за район и главное здание рейхстага отличились войска 79 ск генерал-майора Переверткина и его 171 сд полковника Негода, 150 сд генерал-майора Шатилова.
3. Поздравляя с одержанной победой, за проявленную храбрость, умелое и успешное выполнение боевой задачи всем бойцам, сержантам, офицерам и генералам 171 стр. дивизии и 150 стр. дивизии и непосредственно руководившему боем командиру 79 стр. корпуса генерал-майору Переверткину - ОБЪЯВЛЯЮ БЛАГОДАРНОСТЬ.
Военному совету 3-й Ударной армии наиболее отличившихся в боях за рейхстаг солдат, сержантов, офицеров и генералов представить к правительственным наградам.
4. Близится час окончательной победы над врагом. Наш советский флаг развевается над главным зданием рейхстага в центре города Берлин.
Товарищи бойцы и сержанты, офицеры и генералы 1-го Белорусского фронта! Вперед на врага! Последним стремительным ударом добьем фашистского зверя в его логове и ускорим приближение часа окончательной победы над фашистской Германией.
Приказ объявить во всех ротах, эскадронах и батареях войск фронта.
Командующий войсками 1БФ Маршал Советского Союза ЖУКОВ
Член Военного совета 1БФ генерал-лейтенант ТЕЛЕГИН
Начальник штаба 1БФ генерал-полковник МАЛИНИН
Я спросил командира полка: "Рейхстаг не взят, знамя не водружено, а благодарность уже объявили?" "Так выходит, товарищ комбат,- в задумчивости ответил Зинченко и тут же спросил меня.- А может быть, кто-нибудь из наших все-таки вошел в рейхстаг? Может быть, ты через разрывы снарядов и мин не заметил, что происходило на ступеньках парадного подъезда?"
На такой вопрос ответить мне было тяжело. "Может быть, кто-нибудь действительно вошел.- мелькнула мысль,- а может, и нет"...
Тут на мой наблюдательный пункт позвонил генерал Шатилов и велел передать трубку командиру полка. Командир дивизии требовал от Зинченко: "Если нет наших людей в рейхстаге и не установлено там знамя, то прими все меры любой ценой водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне парадного подъезда. Любой ценой!" - повторил генерал...
На совещании в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в ноябре 1961 года бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин о водружении знамени сказал: "...водружение Знамени Победы приняло уродливый характер..." На этом же совещании я также заметил, что прежде чем водружать знамя, необходимо было рейхстаг взять.
Но командование корпуса и дивизии 30 апреля 1945 года решило по-другому...
Выполняя приказ старшего командования, из батальонов Якова Логвиненко, Василия Давыдова, а также из 171-й дивизии Константина Самсонова стали с флажками направлять одиночек-добровольцев, храбрейших людей, к рейхстагу с задачей установить флажок на колонне парадного подъезда, или на фасадной стене, или на углу здания рейхстага, где угодно, лишь бы на рейхстаге!
Из разных батальонов в разное время побежали с флажками люди к рейхстагу и... Никто из них до цели не добежал, погибли. Из моего батальона был направлен Петр Николаевич Пятницкий, который также погиб, не достигнув колонн парадного подъезда.
Противник из рейхстага и справа, из Кроль-оперы, продолжал хлестать свинцом. Стало ясно, что направлять добровольцев с флажками к рейхстагу бессмысленно. Кроме того, фашисты открыли огонь из артиллерии и тяжелых минометов, но их снаряды с воем пролетали над нами и рвались где-то позади, в районе моста Мольтке, через который командование срочно перебрасывало к нам для усиления последующих атак танки, артиллерию и гвардейские минометы "катюши".
В воздухе показались наши самолеты. Они шли широким фронтом. У Бранденбургских ворот, в парке Тиргартен содрогнулась земля... Огонь противника по мосту Мольтке прекратился. Через несколько минут у "дома Гиммлера" появились десятка два наших Т-34, за ними тягачи тянули тяжелые орудия. Вслед шли "катюши". И всю эту массу боевой техники устанавливали на узком участке фронта. Было тесно, и прямо-таки не хватало места. Сержант Куприянов из батареи капитана Винокурова умудрился втащить свое орудие аж на второй этаж. Его идею подхватили многие.
30 апреля во второй половине дня, часов в 16 или 16-30. из штаба полка пришел старший сержант Съянов. За два дня до того его ранило, но ранение оказалось легким и он находился в санбате дивизии. Приходу Съянова я был рад. Мало кто уцелел из ветеранов батальона. А тут старый знакомый!
- Здравствуй, здравствуй, Илья Яковлевич! Рассказывай, какими судьбами вернулся в батальон?
И он мне рассказал, как сегодня утром все тыловые подразделения дивизии облетел слух, что батальон Неустроева уже чуть ли не взял рейхстаг. Вот Съянов и заторопился. Врачи не отпускали. И тогда он просто сбежал.
Через полуподвальное окно "дома Гиммлера" я в бинокль рассматривал Королевскую площадь и пришел к твердому убеждению, что для последующей атаки батальон не готов - личный состав рот рассеян по всей площади, если мне и удастся поднять роты, то атака будет неодновременной и к успеху не приведет. Свои соображения доложил командиру полка и попросил его через боевые порядки моего батальона ввести в бой 2-й батальон капитана Клименкова. Но Зинченко решил по-другому - дать мне пополнение.
Минут через двадцать позвонил помощник начальника штаба полка майор Логвинов и сообщил, что нужно немедленно отослать в штаб за пополнением кого-нибудь из офицеров.
Я решил направить Съянова. Он хотя и старший сержант, но мог в боевой обстановке заменить офицера. Примерно через час Съянов привел около ста человек.
Из пополнения здесь же, в подвалах "дома Гиммлера", сформировали первую роту, ее командиром я назначил Съянова. Взводы и отделения возглавили бывалые солдаты. Подбирались они просто по внешнему виду. Смотришь - пожилой, фронтовик, неплохая выправка, говоришь: "Будешь командовать первым взводом! А ты - вторым, а ты - третьим".
Со мной находилась группа коммунистов из штаба корпуса во главе с капитаном Маковым. С ним были старшие сержанты Лисименко, Минин, Бобров, Загитов. Этой группе поставил задачу лично командир корпуса генерал Переверткин: докладывать о ходе боя и водрузить флаг корпуса над рейхстагом. Такая же группа, возглавляемая майором Бондарем, ушла в боевые порядки соседней 171-й стрелковой дивизии и находилась в батальоне Самсонова.
Все подвалы угловой части "дома Гиммлера" заняли незнакомые мне офицеры - артиллеристы, танкисты. Они устанавливали стереотрубы, налаживали связь по телефону и рациям. Подвалы походили на муравейник. Кого там только не было! И корреспонденты, и кинооператоры, даже какие-то представители из самой Москвы.
Наступил вечер. Зинченко по телефону приказал:
- Через пятнадцать минут атака. Жду доклада из рейхстага.
- Задачи ротам поставил? - спросил у меня агитатор политотдела дивизии капитан Матвеев.
- Поставил. Гусев добавил:
- Кстати, задача взять рейхстаг была поставлена еще в 1941 году, в начале войны!
Матвеев ответил без улыбки:
- Здорово сказано.
Еще до звонка командира полка я подозвал капитана Ярунова и старшего сержанта Съянова.
- Хорошо видите вон то серое здание?
Они ответили утвердительно.
- По сигналу поведете роту в атаку. Вторая и третья роты присоединятся к вам, вместе с ними ворветесь в рейхстаг!
Они слушали молча и внимательно.
- Понятно, товарищ комбат.
- В добрый путь! Надеюсь встретить вас в рейхстаге.
- Огонь! Огонь! По рейхстагу - огонь! - слышу со всех сторон команды артиллерийских офицеров.
Вскоре все голоса потонули в грохоте. Было видно только, как командиры открывают и закрывают рты.
Налет получился короткий, но ошеломляющий. Вся рота Съянова покинула подвал "дома Гиммлера" и стала выдвигаться на рубеж второй и третьей стрелковых рот, на Королевскую площадь.
Перед атакой, как я уже упоминал, по инициативе коммунистов и комсомольцев в батальоне приготовили красные флаги различной величины и формы. И теперь десятки красных флажков развернулись по всей атакующей цепи. Каждому хотелось, чтобы именно его солдатский флажок первым оказался в фашистском рейхстаге. Это был массовый героизм, и не было в мире такой силы, которая смогла бы остановить советских воинов на пути к победе.
Мой заместитель по политчасти лейтенант Берест вместе с Антоновым увлекли за собой вторую роту, которая с утра лежала на площади, прижатая к земле плотным огнем противника. Капитан Ярунов, мой заместитель по строевой части, вместе со Съяновым ведут в атаку 1-ю роту. Лейтенант Ищук выскочил из воронки, повернулся к своей 3-й роте и с криком "За Родину! Вперед!" устремился к парадному подъезду.
Двенадцать станковых пулеметов роты старшего лейтенанта Жаркова с флангов поддерживали стрелковые роты огнем. Жарков сам лежал за пулеметом, но вскоре его тяжело ранило, и роту возглавил лейтенант Герасимов. В цепи штурмующих находилась и группа капитана Макова.
Это была последняя атака батальона в суровой четырехлетней войне. Последняя!!!
Последняя атака
Противник слева почти не стрелял. Справа, из парка, слышались очереди. Из окон рейхстага фашисты поливали атакующих свинцом. Но кому удалось достичь его стен, тот был уже вне зоны вражеского огня.
У парадного подъезда взвилась серия зеленых ракет. Это был сигнал Ярунова, что батальон ворвался в рейхстаг. И как только Ярунов дал зеленую ракету, я приказал Гусеву немедленно организовать новый наблюдательный пункт батальона непосредственно внутри рейхстага. Гусев с командиром взвода связи старшиной Сандулом, пригнувшись к земле, побежал к рейхстагу. В это время было уже совершенно темно, и я скоро потерял их из виду. За Гусевым и Сандулом связисты потянули из "дома Гиммлера" в рейхстаг телефонную связь...
Как я узнал позже, в это же время справа к рейхстагу бежали бойцы батальона капитана Василия Давыдова, слева - батальона старшего лейтенанта Константина Самсонова из 171-й стрелковой дивизии.
Наши роты в рейхстаге с боями продвигались вперед. Противник обрушил пулеметный и автоматный огонь не только на атакующих, но и на те многочисленные комнаты и длинные коридоры, в которые еще не вошли наши солдаты. Это был огонь обреченных, потерявших рассудок людей, от которого мы, впрочем, не несли особых потерь. Удар же наших подразделений был мощным и организованным, и враг, не выдержав такого стремительного натиска, стал отступать. Мы занимали одну за другой комнаты, коридоры и залы.
Наконец слышу долгожданный звонок. Из рейхстага докладывал мой начальник штаба: "Новый наблюдательный пункт батальона готов, роты и отдельные штурмовые группы ведут бой в глубине рейхстага, но бой утихает: темно, вести бой дальше нельзя, можно перестрелять своих. Слышны только отдельные очереди и иногда разрывы гранат".
- Батальон в рейхстаге. Перемешаюсь! - доложил я командиру полка.
Группа управления батальона, куда входили командиры приданных и поддерживающих артиллерийских дивизионов и отдельных батарей, со своими наблюдателями, радистами и связистами насчитывала более двадцати человек. Перебегая от воронки к воронке, мы двинулись к рейхстагу. Кругом часто рвались снаряды и мины.
В вестибюле меня встретил капитан Ярунов. Он обстоятельно доложил, что батальон в полном составе находится в рейхстаге, справа, у южного входа, к рейхстагу подошли рота лейтенанта Греченкова и взвод лейтенанта Кошкарбаева из батальона капитана Давыдова. Слева, к северному входу,- роты батальона старшего лейтенанта Самсонова. Выслушав доклад, я осмотрелся. Вокруг темно. Стрельбы в самом здании никакой. Тишина.
Об участвовавших в штурме рейхстага батальонах Давыдова и Самсонова уже более сорока лет существуют противоречивые высказывания.
Генерал-полковник Шатилов в своих мемуарах вообще отрицает, что батальон Самсонова из 171-й стрелковой дивизии был в рейхстаге; вместо самсоновского батальона, пишет Шатилов, левее батальона капитана Неустроева был батальон капитана Клименкова из полка Зинченко, т. е. из его 150-й, а не из 171-й дивизии.
Такое утверждение совершенно не соответствует действительности. Не нужно отбирать славу и подвиг батальона Самсонова из 171-й дивизии; в нашей 150-й дивизии своей славы хватает. Батальон Клименкова имел 30 апреля только две стрелковые роты по 30-40 человек и по приказу полковника Зинченко, оставаясь во втором эшелоне полка, находился в подвалах "дома Гиммлера", т. е. выполнял задачу по охране штаба 756-го стрелкового полка. И такое решение командира полка было правильным. Горький опыт научил, что при ведении уличных боев в крупных городах оставлять штабы без прикрытия нельзя.
На совещании с участниками штурма рейхстага в 1961 году в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС были горячие споры о том, кто же перьым ворвался в рейхстаг и вел в нем бой. Говорили разное...
Мой начальник штаба Кузьма Владимирович Гусев и командир отделения нашего батальона Петр Дорофеевич Щербина в категоричной форме заявили, что "в рейхстаге, кроме нашего 1-го батальона, вообще никого не было!" Такое заявление тоже неверно.
В книге "Знамя над рейхстагом" генерал Шатилов пишет: "... В четырнадцать двадцать пять рота Ильи Яковлевича Съянова ворвалась в главный вход рейхстага..." "...От главных сил дивизии (от батальона Давыдова и Неустроева.- С. Н.) рота отрезана сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот... Вызвав Сосновского (командующего артиллерией дивизии.- С. Н.), я велел ему в 5 часов 50 минут вечера подготовить артиллерийский налет по рейхстагу... В половине шестого вечером необычайной силы грохот потряс землю и воздух. Это заговорили сто с лишним орудий дивизии и корпуса. Они били по замурованным окнам второго этажа рейхстага..."
Ознакомившись с книгой генерала Шатилова, мы, участники штурма фашистской цитадели, были поражены!
Как же так: в рейхстаге рота Съянова, о чем выше пишет сам Шатилов, и вдруг он же - командир дивизии - приказал из ста с лишним орудий вести огонь по окнам второго этажа? Там же наши, около сотни живых людей! И вдруг "необычайной силы грохот".
Такое описание боев за рейхстаг не соответствует действительности.
Когда генерал Шатилов приказал Сосновскому в пять часов пятьдесят минут вечера из ста с лишним орудий открыть огонь по рейхстагу, в здании в то время наших подразделений не было!
К десяти часам вечера по местному времени общая обстановка сложилась так: в вестибюле и центральном зале заняла оборону вторая рота Антонова. Лейтенант Ищук расположился на правом фланге, на левом - с ротой Съянова капитан Ярунов. Подразделения Давыдова - у южного входа, Самсонова - у арки.
Я пришел к выводу, что продвигаться дальше, в глубь здания, сейчас рискованно. В темноте в многочисленных комнатах можно распылить батальон, и он будет неуправляем. Вдруг немцы пойдут в контратаку? Решил держать роты компактно. И не ошибся. Как вскоре выяснилось, в подземных помещениях рейхстага находился значительный гарнизон фашистов.
Около 23 часов берлинского времени, московского - час ночи, капитан Маков доложил командиру корпуса генералу Переверткину, что его группа выполнила приказ: "Флаг штаба 79-го корпуса установлен на крыше рейхстага". По этому вопросу более 40 лет идут споры и разного рода кривотолки: дескать. Знамя Победы водрузили не Егоров и Кантария под руководством лейтенанта Береста, а капитан Маков и его группа в составе четырех человек: Лисименко, Минина, Боброва и Загитова. В мемуарной литературе, даже в "Истории Великой Отечественной войны" пять человек во главе с капитаном В. Маковым и четыре человека с майором М. Бондарем показаны как боевые группы, и силы этих "групп" (что вряд ли правомочно) приравниваются к силам батальона...
Ради исторической правды нужно сказать, что капитан Маков и его подчиненные - люди отчаянные, храбрые. У меня никогда не было и сейчас нет сомнения в правдивости прозвучавшего доклада. Маков - серьезный и порядочный человек, он не допустит лжи, но в совершенном им подвиге меня огорчает то, что этот флаг на крыше рейхстага никто не видел. Маков допустил непростительную ошибку: после доклада генералу Переверткину ушел из рейхстага в штаб корпуса, никого из своих подчиненных для охраны флага не оставил. После боев, т. е. 2 мая, на крыше рейхстага, кроме знамени Военного совета 3-й Ударной армии под N 5, водруженного Егоровым и Кантарней под руководством А. Береста, других знамен и флагов не было.
Такова печальная история флага 79-го стрелкового корпуса.
Как дальше развивались события в рейхстаге? Изложу по порядку.
Личному составу батальона попеременно я разрешил отдохнуть. Раненых приказал отправить в тыл. Штаб батальона разместился в маленькой, без окон, глухой комнате.
Около двенадцати часов ночи (время берлинское) в рейхстаг пришел полковник Зинченко. Я обрадовался его приходу.
- Капитан Неустроев, доложите обстановку...
Полковника интересовало знамя. Я пытался ему объяснить, что знамен много... Флаг Пятницкого установил Петр Щербина на колонне парадного подъезда, флаг первой роты Ярунов приказал выставить в окне. выходящем на Королевскую площадь. Флаг третьей роты... Одним словом, я доложил, что флажки ротные, взводные и отделений установлены в расположении их позиций.
- Не то ты говоришь, товарищ комбат! - резко оборвал меня Зинченко.- Я спрашиваю: где знамя Военного совета армии под номером пять? Я же приказывал начальнику разведки полка капитану Кондрашову, чтобы знамя шло в атаку с первой ротой! - возмущался полковник.
Стали выяснять, расспрашивать, оказалось, что... знамя в штабе полка, в "доме Гиммлера".
Зинченко позвонил по телефону начальнику штаба майору Казакову и приказал:
- Организуйте немедленно доставку знамени Военного совета в рейхстаг! Направьте его с проверенными, надежными солдатами из взвода разведки.
Вскоре в вестибюль вбежали два наших разведчика - сержант Егоров и младший сержант Кантария. Они развернули алое полотнище. Ему суждено было стать Знаменем Победы!
Командир полка перед Егоровым и Кантарией поставил задачу:
- Немедленно на крышу рейхстага! Где-то на высоком месте, чтобы было видно издалека, установите знамя! Да прикрепите его покрепче, чтоб не оторвало ветром.
Минут через двадцать Егоров и Кантария вернулись.
- В чем дело?- гневно спросил их полковник,
- Там темно, у нас нет фонарика, мы не нашли выход на крышу,- смущенно подавленным голосом ответил Егоров.
Полковник Зинченно с минуту молчал. Потом заговорил тихо, с нажимом на каждый слог:
- Верховное Главнокомандование Вооруженных Сил Советского Союза от имени Коммунистической партии, нашей социалистической Родины и всего советского народа приказало вам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил... а вы... не нашли выход на крышу!
Полковник Зинченко резко повернулся ко мне:
- Товарищ комбат, обеспечьте водружение Знамени Победы над рейхстагом! Я приказал лейтенанту Бересту:
- Пойдешь вместе с разведчиками и на фронтоне, над парадным подъездом, привяжи знамя, чтобы его было видно с площади и из "дома Гиммлера". Про себя же подумал: "Пусть любуются им тыловики и высокое начальство".
Мне в ту пору было только двадцать два года, и я не понимал политического значения установления знамени. Главным считал - взять рейхстаг, а кто будет привязывать на его крыше знамя, дескать, не важно.
Берест, Егоров и Кантария направились к лестнице, ведущей на верхние этажи, им расчищали путь автоматчики из роты Съянова. И почти сразу же откуда-то сверху послышались стрельба и грохот разрывов гранат, но через минуту или две все стихло...
Прошло с полчаса. Берест и разведчики все не возвращались. Мы с нетерпением ожидали их внизу, в вестибюле.
Минуты тянулись медленно. Но вот наконец... На лестнице послышались шаги, ровные, спокойные и тяжелые. Так ходил только Берест.
Алексей Прокопьевич доложил:
- Знамя Победы установили на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда. Привязали ремнями. Не оторвется. Простоит сотни лет.
В том далеком 45-м году я не мог предположить, что пройдут годы, в литературе, в том числе даже в исторической, будут писать: "30 апреля 1945 года Егоров и Кантария водрузили над рейхстагом в Берлине Знамя Победы! Слава им и троекратное "ура"!" Сейчас, на старости лет, я задаюсь вопросом: "А не велика ли честь для двух человек? Заслуга-то принадлежит солдатам, сержантам и офицерам трех батальонов! А не двум разведчикам!" Тогда же я об этом не думал.
Полковник Зинченко, его заместитель по политической части подполковник
Ефимов, капитан Кондрашов, Егоров и Кантария ушли на КП полка в "дом Гиммлера". В рейхстаге за старшего командира остался я.
После ухода командира полка я еще раз прошел по ротам. Напряжение и усталость валили с ног. Хотел было часок поспать, но в это время за стенами рейхстага - у южного входа, у арки и на Королевской площади - раздался гром... Фашисты обрушили ураганный огонь. Рейхстаг затрясло... Отдыхающие бойцы во всех ротах были подняты и приведены в боевое состояние. Ждали со стороны противника контратаки, но ее не последовало.
Звоню комбату Давыдову. "Он к телефону подойти не может, находится в бою, отражает контратаку",- ответил мне дежурный телефонист Давыдовского батальона.
"Молодец,- подумал я о Давыдове - настоящий комбат. Видит вперед далеко! Не случайно отказался вводить в здание весь батальон. И вот сейчас чуть ли не в ста метрах от его стен ведет бой за фашистское логово".
Все усиливалась и усиливалась канонада...
По телефону звоню Самсонову связи нет! Бегу к арке, на ходу в темноте натыкаюсь на какую-то статую, разбил себе сильно левое колено, упал... Очевидно, отвоевался, мелькнула мысль... Но отлежался и с трудом, прихрамывая, вышел из рейхстага, решил лично выяснить обстановку на левом фланге. У стен рейхстага шел бой...
Комбат Самсонов сам поднял батальон в атаку, дошло до рукопашной. Все перемешалось: наши и немцы, стрельба и крики...
Вернулся в рейхстаг. Левый фланг батальона усилил еще одним станковым пулеметом и подтянул резервный взвод. Нервы напряжены до предела и, наверное, не у одного меня. Каждый с тревогой думал: чем же это все кончится? Чего ожидать?
Прошел примерно час, стрельба стихла. Старшина Сандул восстановил связь с Самсоновым. Звоню, прошу телефониста позвать комбата.
- Костя! Живой?
- Живой,- ответил Самсонов. От него узнал, что помог отбить фашистскую контратаку 525-й стрелковый полк 171-й дивизии (он наступал левее самсоновского батальона) и сейчас полк зацепился у стен рейхстага.
Разговор по телефону с Давыдовым был также успокаивающим.
После двух или трех часов ночи на 1 мая через парадный подъезд в цитадель фашизма стали входить все новые и новые подразделения. Шли пехотинцы, артиллеристы, танкисты почти из всех частей 79-го стрелкового корпуса. И всем, понятно, хотелось водрузить свой флаг над рейхстагом.
Я считал, что для обороны здания и отражения возможных контратак нужно оставить здесь один полк или боеспособный батальон. Доложил по телефону свои соображения полковнику Зинченко. Не прошло и часа, как, очевидно, по приказу командира корпуса из рейхстага были выведены все подразделения, кроме моего батальона.
Наступило утро.
Зал оказался огромным, наполовину заставленным стеллажами с папками бумаг. Наверное, это был архив.
Командир хозвзвода лейтенант Власкин и повара доставили в рейхстаг завтрак.
- Праздничный завтрак,- весело сказал лейтенант.
Только тут я вспомнил, что сегодня 1 Мая. Настроение у всех стало приподнятое. Мы в рейхстаге. Сегодня праздник! Старший лейтенант Гусев выделил восемь человек во главе с рядовым Новиковым, чтобы они ознакомились со зданием и составили его схему. Новиков еще до войны работал на стройке прорабом, в чертежах разбирался.
Разведчики выполнили задание и хотели уже возвращаться в штаб батальона, когда в стене первого этажа обнаружили дверь. Открыв ее, увидели широкую мраморную лестницу с массивными чугунными перилами. Осторожно стали спускаться. Первым шел Новиков, он освещал дорогу карманным фонариком. Кругом стояла мертвая тишина, в ней гулко отдавался стук солдатских сапог. Миновав несколько лестничных площадок и проникнув глубоко с подземелье, бойцы очутились в большом зале с железобетонным полом и такими же стенами. Не успели они пройти и десяти шагов, как застрочил пулемет. Пятерых разведчиков убило, трое успели скрыться за поворотом лестничной площадки. Новиков чудом остался жив. С двумя солдатами, еле переводя дух, он прибежал в штаб батальона и рассказал о происшедшем.
Требовалось немедленно собрать данные о противнике. В одной из комнат рейхстага еще с вечера находились взятые в плен гитлеровцы. Мы не смогли отправить их в тыл, так как не имели времени и лишних людей для сопровождения. Ко мне привели обер-лейтенанта. Гитлеровец сообщил, что подземелье большое и сложное, со всевозможными лабиринтами, туннелями и переходами и в нем размещены основные силы гарнизона, более тысячи человек, во главе с генерал-лейтенантом от инфантерии - комендантом рейхстага. В складах большие запасы продовольствия, боеприпасов и воды.
Возможно, обер-лейтенант сильно преувеличивал, но, если верить ему, противник обладал серьезным численным превосходством. Наши силы были в несколько раз меньше. Однако совершенно ясно было одно: в подвал пока не забираться, держать оборону наверху, в зале, контролировать все коридоры и блокировать подземелье. Я отдал распоряжение...
За рейхстагом стали чаще рваться снаряды, мины. Потом стрельба переросла в сплошной гул артиллерийской канонады. Рейхстаг содрогался, как будто его непрерывно трясли...
Позвонил командир полка. Я доложил обстановку и просил его подавить вражеские батареи в парке Тиргартен, так как своих поддерживающих артиллерийских средств было недостаточно, а также доставить в батальон побольше боеприпасов.
Огонь артиллерии врага продолжался. Вскоре фашисты перешли в контратаку на подразделения 674-го и 380-го стрелковых полков, оборонявшихся на внешней стороне здания.
Вдруг где-то в глубинах рейхстага раздался взрыв. За ним второй, третий. Контратака!
- К бою! Огонь! - послышалась команда.
Застрочили наши пулеметы и автоматы. Рейхстаг заполнился трескотней очередей. Гусев бросился к телефону, чтобы доложить в штаб полка о контратаке, но связь прервалась.
- Восстановить любой ценой! - крикнул я и побежал в зал, к ротам.
В помещении все чаще рвались фаустпатроны. Но едва фашисты показывались в коридорах, бойцы открывали огонь, и те, оставляя убитых, отступали в подвалы.
За стенами здания не умолкала канонада - шел бой...
Там ценою больших потерь фашистам удалось подойти близко к Кроль-опере. Это здание находилось от нас справа, в тылу. Таким образом, мы были отрезаны от штаба полка, блокированы, но тогда еще не знали, что в течение суток никто не сможет к нам пробиться.
Часам к одиннадцати дня гитлеровцы снова пошли на прорыв. Они стремились, невзирая ни на что, вырваться из подземелья. В трех-четырех местах им удалось потеснить нас, и в эту брешь на первый этаж хлынули солдаты и офицеры противника.
От разрывов фаустпатронов возникли пожары, которые быстро слились в сплошную огневую завесу. Горели деревянная обшивка, стены, покрытые масляной краской, роскошные сафьяновые кресла и диваны, ковры, стулья. Возник пожар и в зале, где стояли десятки стеллажей с архивами. Огонь, словно смерч, подхватывал и пожирал все на своем пути. Уже через полчаса пожар бушевал почти на всем первом этаже.
Кругом дым, дым, дым... Он колыхался в воздухе черными волнами, обволакивал непроницаемой пеленой залы, коридоры, комнаты. На людях тлела одежда, обгорали волосы, брови, было трудно дышать.
Фашистскому гарнизону терять было нечего - они шли напролом, решив любой ценой выбить нас из рейхстага.
Мы сдерживали их напор и делали отчаянные попытки потушить пожар. Огонь охватил уже второй этаж. Батальон оказался в исключительно тяжелом положении. Связи с соседними подразделениями у нас не было. Что с батальонами Давыдова и Самсонова, я не знал. В это время восстановили связь, позвонил командир полка и с тревогой спросил: "Что у тебя делается?.. Я вижу, что через купол и все окна валит густой черный дым". Я ответил, что бушует сильный пожар. Горит все - даже люди... Полковник приказал оставить рейхстаг, а когда кончится пожар, снова атаковать и восстановить положение. Выполняя приказ, я сделал безуспешную попытку мелкими группами вывести людей из здания. Фашисты близко подошли к Кроль-опере и открыли ураганный огонь по парадному подъезду. Батальон оказался в "мешке" - с фронта надвигается пламя пожара, а выход закрыт!
Принимаю твердое решение - лучше сгореть в огне или погибнуть в бою, чем покинуть рейхстаг, который достался такой дорогой ценой. Мне приходилось десятки раз перебегать из одной роты в другую, из одного взвода в другой. Обстановка обязывала быть там, где наиболее угрожающее положение. Мне казалось, что вот-вот упаду. Лицо и руки покрылись ожогами. Но люди смотрели на меня. Я обязан был выстоять!
До позднего вечера 1 мая в горящем рейхстаге шел бой. Только в ночь на 2 мая нам удалось ротой под командованием капитана Ярунова обойтии атаковать фашистов с тыла. Гитлеровцы не выдержали удара и скрылись в подземелье. Но положение наше оставалось тяжелым. Люди были крайне изнурены. На многих болтались обгоревшие лохмотья. У большинства солдат руки и лица покрылись ожогами. Ко всему прочему нас мучила жажда, кончались боеприпасы...
И вдруг противник прекратил огонь. Мы насторожились.
Вскоре из-за угла лестницы, ведущей в подземелье, фашисты высунули белый флаг. Какое-то мгновенье мы смотрели на него, не веря своим глазам.
Я вызвал рядового Прыгунова, знавшего немецкий язык, и сказал ему:
- Пойдешь и выяснишь, что значит этот флаг.
Мучительно долго тянулись минуты. Укрывшись за колоннами и статуями, мы ждали возвращения Прыгунова. Некоторые считали, что он исчез навсегда, другие верили, что вернется.
Прыгунов вернулся. Притом с важным известием: фашисты предлагают начать переговоры. Стрельба прекратилась с обеих сторон. В здании наступила такая тишина, что малейший стук эхом отдавался в дальних углах. Гитлеровцы ставили условие, что станут вести переговоры только с генералом или по меньшей мере с полковником.
Генерал Шатилов, полковник Зинченко... Мог ли я просить их прибыть для этого в рейхстаг, когда каждый метр Королевской площади простреливался из района Кроль-оперы...
Я искал выход из положения и кое-что придумал.
- Кузьма, вызови сюда Береста. Манера свободно, с достоинством держаться и богатырский рост всегда придавали лейтенанту Бересту внушительный вид.
Оглядев еще раз с ног до головы нашего замполита, я подумал, что он вполне сойдет за полковника. Стоит лишь заменить лейтенантские погоны.
- Никогда не приходилось быть дипломатом? - спросил я его.
- На сцене? - задал он встречный вопрос, не понимая, о чем пойдет речь.
- На сей раз придется тебе быть дипломатом в жизни, да к тому же еще стать на время полковником - так сказать, комплекция позволяет.
Алексей Прокопьевич очень удивился. Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая объяснений.
Я открыл ему свой замысел.
- Раз надо, я готов идти,- ответил Берест.
Лейтенант не заставил себя долго ждать. Мигом достал из полевой сумки маленькое зеркальце, приготовил бритву, кисточку, вылил из фляги последние капли воды и через несколько минут доложил, что к переговорам готов.
- Ну как, пойдет? - повернулся он к нам.
Мы с Гусевым критическим взглядом окинули Алексея Прокопьевича.
- Брюки бы надо заменить - рваные, но ничего, война, после заменим,- пошутил Гусев.
- А вот шинель следует поменять сейчас. Фуражку возьмешь у капитана Матвеева,- подсказал я.
Шинель он сбросил, надел трофейную кожаную куртку.
- Теперь, кажется, придраться не к чему,- похлопывая Береста по плечу, заключил я и напомнил, что задача состоит в том, чтобы заставить гитлеровцев безоговорочно сложить оружие.
Наша делегация для переговоров состояла из трех человек: Берест - в роли полковника, я - его адъютант и Прыгунов - переводчик.
Во время боя на мне поверх кителя была надета телогрейка. Она сильно обгорела, из дыр торчали клочья ваты. Но под телогрейкой сохранился почти новый, с капитанскими погонами китель. На груди пять орденов. По внешнему виду я оказался для роли адъютанта вполне подходящим.
Можно было бы свой китель надеть на другого человека и послать его с Берестом. Но это шло уже против моей совести. Люди назовут меня трусом, а это страшно, когда подчиненные не видят в своем командире смелого и решительного человека. Сейчас, через десятки лет, скажу откровенно - идти на переговоры мне было страшно, но другого выхода не было...
Ф.М. Зинченко в книге "Герои штурма рейхстага" пишет: "...Командование гарнизона рейхстага обращается к нам с предложением немедленно начать переговоры... С советской стороны делегацию должен возглавлять офицер только в чине не ниже полковника, поскольку у них в подвале есть генерал... Пригласили лейтенанта Береста, детально проинструктировали, предложили побриться, переодеться в форму полковника..." (Это еще раз подтверждает, что полковника Зинченко в рейхстаге не было, он находился в штабе полка, т.е. в "доме Гиммлера", иначе зачем бы лейтенанта переодевать полковником?)
Когда мы ступили на лестничную площадку, навстречу нам вышел немецкий офицер. Приложив руку к головному убору, он коротко, но вежливо указал, куда следовало идти.
Не проронив ни слова, мы не спеша спустились вниз и попали в слабо освещенную, похожую на каземат комнату. Здесь уже находились два офицера и переводчик - представители командования немецкого гарнизона. За их спинами проходила оборона. На нас были направлены дула пулеметов и автоматов. По спине пробежал мороз. Немцы смотрели на нас враждебно. В помещении установилась мертвая тишина.
- Все выходы из подземелья блокированы. Вы окружены. При попытке прорваться наверх каждый из вас будет уничтожен. Чтобы избежать напрасных жертв, предлагаю сложить оружие, при этом гарантирую жизнь всем вашим офицерам и солдатам. Вы будете отправлены в наш тыл.
Встретивший нас офицер на ломаном русском заговорил:
- Немецкое командование не против капитуляции, но при условии, что вы отведете своих солдат с огневых позиций. Они возбуждены боем и могут устроить над нами самосуд. Мы поднимемся наверх, проверим, выполнено ли предъявленное условие, и только после этого гарнизон рейхстага выйдет, чтобы сдаться в плен.
Наш "полковник" категорически отверг предложение фашистов. Он продолжал настаивать на своем.
- У вас нет другого выхода. Если не сложите оружие - все до единого будете уничтожены. Сдадитесь в плен - мы гарантируем вам жизнь,- повторил Берест.
Снова наступило молчание. Первым его нарушил гитлеровец:
- Ваши требования я доложу коменданту. Ответ дадим через двадцать минут.
- Если в указанное время вы не вывесите белый флаг, начнем штурм,- заявил Берест.
И мы покинули подземелье. Легко сказать сейчас: покинули подземелье... А тогда пулеметы и автоматы смотрели в наши спины. Услышишь за спиной какой-то стук, даже шорох, и кажется, что вот-вот прозвучит очередь.
Дорога казалась очень длинной. А ее следовало пройти ровным, спокойным шагом. Нужно отдать должное Алексею Прокопьевичу Бересту. Он шел неторопливо, высоко подняв голову. Мы с Ваней Прыгуновым сопровождали своего "полковника".
Переговоры закончились в 4 часа утра. Берест, я и Прыгунов благополучно вернулись к своим.
Прошло двадцать минут, час, полтора... Белый флаг не вывешивался. Стало ясно, что гитлеровцы затягивают время и все еще надеются на что-то...
Но время работало на тех, кто штурмовал рейхстаг. К центру Берлина непрерывно подтягивались советские войска, подавляя сопротивление последних групп противника. Немецкое командование вынуждено было снять свою артиллерию из парка Тиргартен и перевести в другой район. Уцелевшие фашистские батареи покинули свои позиции, обстрел территории, прилегающей к рейхстагу, почти прекратился. Соседние части снова выбили немцев от Кроль-оперы - сообщение из рейхстага с нашими тылами было восстановлено.
Между тем гитлеровцы все еще не дали ответа на наше предложение, и не чувствовалось, что они готовятся к сдаче в плен. В шестом часу утра 2 мая начали подготовку к атаке подземелья.
В ротах царило всеобщее возбуждение. Кто-то сказал:
- А что если в подземелье сам Гитлер?
- Гитлер? Сейчас пойдем и посмотрим,- шутили в ответ.
Мы понимали, что идут последние часы войны. Всем хотелось дожить до победы. Но каждый знал: впереди бой, и кто-то будет убит...
Уже в последний момент, когда я собирался подать команду: "Вперед!", гитлеровцы выбросили белый флаг.
В седьмом часу утра из подвалов потянулись группы пленных солдат и офицеров, человек сто - сто двадцать. Бледные, с угрюмыми лицами, они медленно шагали, понурив головы. По количеству пленных можно было сделать вывод, что гарнизон рейхстага не имел и тысячи человек. Возможно, часть гитлеровцев вышла через депутатский вход, о котором мы узнали только после боев, и укрылась в развалинах за рейхстагом, но это могли быть только одиночки. Я твердо убежден, что гарнизон рейхстага насчитывал примерно столько же людей, что и мой батальон.
Уточнить численность гарнизона, номерацию частей и подразделений после боев не удалось. Пленных из рейхстага я отправил через Королевскую площадь в "дом Гиммлера", где находились наши работники контрразведки СМЕРШ. Конвоиров было десять человек во главе с сержантом; к сожалению, его фамилии я не помню. При возвращении он доложил, что пленных в штаб полка не доставил. Перед "домом Гиммлера" вели большую колонну гитлеровских войск, и какой-то незнакомый полковник приказал ему присоединить пленных к его колонне. Таким образом, следы фашистов из рейхстага бесследно затерялись. Только по немецким архивам наши историки могут восстановить истину и точную численность оборонявшихся.
Донесение
За последние десятилетия мне много довелось читать мемуарной литературы, написанной рядовыми участниками войны, офицерами, командующими армиями и фронтами. В беседах с бывшими фронтовиками слышал сотни рассказов об их подвигах.
Бесспорно, победа над гитлеровской Германием историческая, подвиг народа бессмертен!
Но почему-то почти каждый участник войны считает, что он испытал самую жестокую участь, около него больше всех пролетало вражеских пуль, разрывалось снарядов и мин, он шел в атаку впереди... ОН играл самую главную роль.
А командиры и командующие стараются показать свое подразделение или соединение и себя лично лучше других.
С этих позиций генерал Шатилов написал донесение о бое за рейхстаг командиру 79-го стрелкового корпуса генералу Переверткину.
Командиру 79 стрелкового корпуса.
Доношу обстоятельства и краткое описание хода боя 150 СД по овладению рейхстагом.
Бою за овладение рейхстагом предшествовали тяжелые бои по овладению мостом Мольтке через р. Шпрее и ближайшими кварталами на южном берегу р. Шпрее.
В течение 29.04.45 г. 756 стрелковый полк, захватив мост через р. Шпрее, сумел переправиться полностью на южный берег и очистить квартал от противника восточное дороги, идущей от моста.
В 21.00 29 апреля 1945 года мною было принято решение о вводе в бой 674 сп...
К 9.00 30.04.45 г. здание министерства внутренних дел в тяжелом бою обходом с востока было очищено от противника и части, стремительно продвигаясь в юго-восточном направлении, вышли в район непосредственной близости западного и южного фасадов рейхстага.
Подтянув артиллерию, минометы, танки, самоходные орудия, после короткой массированной артиллерийской обработки атаковали позиции противника у здания рейхстага 1/756 сп - командир батальона капитан Неустроев и 1/674 сп - командир батальона капитан Давыдов. Комендантом рейхстага в 15.00 был назначен капитан Неустроев, а в 1.00 1 мая - полковник Зинченко, который до сих пор выполняет эту должность, находясь в рейхстаге.
Группа смельчаков 756 сп водрузила знамя в первом этаже в юго-восточной части рейхстага в 13.45 30 апреля 1945 года (флаг армии N 5). 674 сп в 14-25 30.04.45 г. в северной части западного фасада (флаг полка).
Очистка рейхстага от противника в основном закончена к 22-00 30.04.45 г.
Вывод:
1. Рейхстаг был взят 1/674 и 1/756 стрелковыми полками и очищен полностью 675 и 756 сп.
2. Трофеи при взятии рейхстага: захвачено в плен 1650 человек, из них 2 генерала и 16 офицеров, захвачено 34 орудия разных калибров, 4 танка, 1400 автоматов и винтовок, 8 складов с различным военным имуществом. Автомашин до 1000 штук. Уничтожено 2500 солдат и офицеров, 6 автомашин, из них 2 груженные фаустпатронами, до 70 пулеметов, 10 орудий разного калибра.
Приложение: боевые донесения 674 и 756 сп.
Командир 150 стрелковой дивизии генерал-майор ШАТИЛОВ
Начштадив полковник ДЬЯЧКОВ
Федору Матвеевичу Зинченко об этом донесении было известно еще в мае 1945 г., и он, работая над своей книгой, перед соблазном не устоял, рассудив примерно так: генерал Шатилов написал донесение, которое утвердилось в народе и вошло в историю, издал свои мемуары большими тиражами во многих центральных издательствах, его книги читали многие и многие миллионы советских людей. Шатилов стал популярнейшим писателем, под его выше указанное, донесение и под его книги стали подстраиваться журналисты, мемуаристы, даже кое-кто из историков. Моему уважаемому командиру полка, видимо, особенно польстили слова из донесения генерала:
"...а в 1-00 1-го мая полковник Зинченко (был назначен комендантом.- С.Н.), который до сих пор выполняет эту должность, находясь в рейхстаге". Трудно было удержаться командиру полка от таких сладких слов, и Федор Матвеевич покривил душой: "...мое место там, в боевых порядках 1-го батальона, ведущего бой в рейхстаге. Здесь в "доме Гиммлера" мне делать уже просто нечего..." И он "переместил" в рейхстаг не только штаб полка, но и в полном составе полковой медицинский пункт во главе со старшим врачом полка капитаном медицинской службы Богдановым и тылы полка с заместителем командира полка по снабжению майором Чапайкиным.
В 1960 году я впервые познакомился с донесением генерала Шатилова и, нужно признаться, к моему стыду, тоже ухватился за почет: "комендантом рейхстага в 15-00 был назначен капитан Неустроев..." И кое-где сам стал писать: "Я - первый комендант рейхстага". Какой позор!
Под старость лет нужно признаться, что я не был комендантом рейхстага - ни первым, ни последним. Я был просто комбатом.
Потери противника и наши трофеи в донесении командира дивизии сильно преувеличены. Маршал Жуков в книге "Воспоминания и размышления" пишет: "... Район рейхстага обороняли отборные эсэсовские части общей численностью около шести тысяч человек..."
На шеститысячную группировку противника, о которой пишет маршал Жуков, наступала не только 150-я дивизия, а в полном составе 79-й стрелковый корпус генерала Переверткина (это 150-я, 171-я, 207-я дивизии). Кроме того, здесь вели боевые действия передовые части 5-й Ударной армии генерал-полковника Н.Э. Берзарина и 8-й Гвардейской армии генерал-полковника В.И. Чуйкова. Именно вышеперечисленные части и соединения нанесли противнику те потери, взяли в плен и захватили трофеи, которые В.М. Шатилов приписывает только своей 150-й дивизии.
Василия Митрофановича Шатилова как бывшего командира 150-й Идрицко-Берлинской ордена Кутузова стрелковой дивизии я глубоко уважаю. Смел. Талантлив. Горжусь, что мне посчастливилось служить под его началом. Но как "писатель" он вызывает огорчение, скажу более, возмущение. Его донесение и мемуары засорили головы советским читателям.
Коренная переработка глав о штурме рейхстага требуется и в книгах Ф. Лисицына, Я. Макаренко, М. Сбойчакова, М. Мержанова и многих других авторов.
Донесение, о котором идет речь, к сожалению, отразилось даже в книге маршала Жукова.
Мне неизвестно, кто готовил материал о штурме рейхстага для маршала Жукова в книгу "Воспоминания и размышления". Но нужно отметить, что этот работник не разобрался в сути дела, а взял и переписал всевозможные вымыслы.
Например: "... В 14 часов 25 минут батальон старшего лейтенанта К. Я. Самсонова и батальон капитана С. А. Неустроева 171 стрелковой дивизии, батальон майора В. И. Давыдова 150 стрелковой дивизии ворвался в здание рейхстага". Но я в 171-й стрелковой дивизии никогда не служил!
... "18 часов был повторен штурм рейхстага". Невольно напрашивается вопрос: зачем в 18 часов был повторен штурм рейхстага, если в 14 часов 25 минут в рейхстаг ворвалось три батальона?
Я внимательно читал книгу маршала Жукова, особенно страницы, где идет описание последнего берлинского боя. На странице 628 написано: "...гарнизон противника в рейхстаге численностью более 1000 человек не сдавался, шел ожесточенный бой внутри здания". А на странице 629 говорится: "...К концу дня 1 мая гитлеровские части общим числом около 1500 человек, не выдержав борьбы, сдались, только отдельные группы фашистов, засевшие в разных отсеках подвалов рейхстага, продолжали сопротивлятся до утра 2-го мая". Как так? Гарнизон противника в рейхстаге более 1000 человек, из них 1500 сдались в плен, да еще отдельные группы засели в подвалах! Где же тут логика?
Отгремели бои. Советские солдаты, поздравляя друг друга с победой, обнимались, целовались, качали своих командиров, у многих на глазах были слезы, слезы великой радости.
Я построил батальон. Сильно поредели его ряды. Многие с повязками, пропитанными кровью. Закопченные, грязные, в порванной одежде. Но в глазах этих людей светилось большое человеческое счастье.
В рейхстаг, как в редкостный музей, непрерывно прибывали представители всех родов войск. Здесь побывало командование нашей дивизии, 79-го корпуса, 3-й Ударной армии, 1-го Белорусского фронта. Приехал маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков (я первый раз видел его так близко). С ним член Военного совета фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин.
Об этом событии бывший военный корреспондент газеты "Правда" Яков Иванович Макаренко в своей книге "Белые флаги над Берлином", выпущенной издательством Министерства обороны в 1983 году, на стр. 226-227 допустил вымысел: "Третьего мая рейхстаг посетил командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Вместе с ним прибыли комендант Берлина генерал-полковник Н.Э. Берзарин, член Военного совета фронта К.Ф. Телегин, член Военного совета 5-й Ударной армии Ф.Е. Боков. Встречал в рейхстаге маршала и его спутников капитан Степан Неустроев. Мне посчастливилось быть в этот день в рейхстаге, и я оказался свидетелем этого визита. Г.К. Жуков, широко улыбаясь, внимательно прочитал многие надписи на стенах и колоннах рейхстага и удивился, взглянув на потолок: как только воины ухитрились написать свои фамилии над самым карнизом!
Обратившись к Неустроеву и показав на стены рейхстага, маршал спросил: "Ваш батальон, конечно, в центре?". Капитан Неустроен смутился, но ответил бойко: "Никак нет, товарищ маршал. Не успели. Пока тушили пожар в рейхстаге, сюда забегали из разных частей расписываться. Нам не хватило места!"
Георгий Константинович улыбнулся и сказал: "Ну, это не беда. Свои имена вы и без того вписали в историю на веки вечные!.."
Читать мне приятно, что сам Жуков говорил со мной! Но этого не было. Мы с полковником Зинченко сделали попытку доложить Жукову о взятии рейхстага, но нас до маршала не допустила его личная охрана...
В Москву
После войны, в июне сорок пятого, командование и политотдел 3-й Ударной армии мне, Съянову, Егорову, Кантарии и Самсонову поручили доставить Знамя Победы в Москву.
20 июня 1945 года мы в сопровождении начальника политотдела 150-й дивизии подполковника Артюхова приехали в штаб 79-го стрелкового корпуса, где нас встретил начальник политотдела корпуса полковник Крылов. Проверяя боевую характеристику Знамени Победы, полковник развернул знамя и помрачнел. На чистом до того поле появилась надпись: "150 стр. ордена Кутузова II ст. Идрицк. див."
Крылов пристальным взглядом, в упор посмотрел на Артюхова и спросил: "Кто вам дал право писать это?" И он ткнул пальцем в цифру 150. Артюхов понял, что самовольные действия командования дивизии надо как-то оправдать, и предложил Крылову не смывать и не стирать надпись, а добавить: "79 стр. корпус, 3 Ударная армия, 1 Белорусский фронт". Но места на знамени осталось мало, поэтому написали сокращенно: "79 ск, 3 уа, 1 Бф". Когда Крылов увидел на знамени цифру 79, он остался доволен. И конфликт был улажен.
В этот же день, 20 июня, нашу группу со Знаменем Победы с Берлинского аэродрома проводил в Москву начальник политотдела 3-й Ударной армии полковник Лисицын.
Я первый раз в жизни летел самолетом, и мне было страшно. Самолет продвигался какими-то рывками, часто проваливаясь в воздушные ямы. Ну, думал я, не убило на фронте, где сотни раз ходил в атаку, а вот здесь, очевидно, пришел конец. Но долетели благополучно.
Самолет немного пробежал и остановился, замолчали двигатели. Кто-то из членов экипажа открыл дверцу, и я увидел, что перед трапом стоит строй войск. Только потом понял, что это почетный караул встречает знамя. Церемония встречи для меня прошла словно в каком-то угаре. Команды. Музыка. Военный марш. Корреспонденты, фоторепортеры. Машины и машины. Я пришел в себя только тогда, когда нашу группу какие-то офицеры и корреспонденты специальным автобусом доставили в Ворошиловские казармы, где уже целый месяц готовились сводные полки всех фронтов к Параду Победы.
Вечером 22 июня нас одели в новую, первую послевоенную парадную форму.
Утро 23 июня. Генеральная репетиция Парада. Сводные полки фронтов во главе со знаменитыми полководцами стоят в четком строю. Командует парадом маршал Рокоссовский. Принимает - Жуков.
Музыка заиграла военный марш, забили барабаны.. Содрогнулся воздух, Казалось, весь мир, все люди Земли видят непобедимую силу моей Отчизны!
Я шел впереди, высоко неся Знамя Победы. Шел. как мне казалось, четким строевым шагом. Прошел мимо трибун, где было высшее командование во главе с маршалом Жуковым, но бетонная дорожка центрального аэродрома все не кончалась. Где остановиться или повернуть, мне никто не сказал. Иду и чеканю шаг, особенно левой ногой: правая на фронте была перебита, болела, и ею ступал осторожно. Ассистенты - Егоров, Кантария, Съянов - идут за мной (Самсонов в генеральной репетиции не участвовал). Двигаться ли дальше - сомневаюсь, остановиться - боюсь. Руки больше не держат древко - окостенели, ломит поясницу. Ступня левой ноги горит огнем, правая нога не шагает, а волочится по дороге. Решил остановится. Посмотрел назад - и кровь ударила в голову: от Карельского сводного полка слишком далеко оторвался.
Не успел я еще осознать происшедшего, как по боковой дорожке подъезжает ко мне какой-то полковник и передает:
- Маршал Жуков приказал знамя завтра на парад не выставлять. Вам, товарищ капитан, надлежит сейчас же на моей машине отправиться в Музей Вооруженных Сил и передать туда знамя на вечное хранение. Пропуск на Красную площадь получите в Ворошиловских казармах. Парад будете смотреть в качестве гостя...
http://www.rkka.ru/memory/reichstag/neustroev.htm
