В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Каждому - своё Назад
Каждому - своё
КАЖДОМУ - СВОЁ
(отрывок из книги)
До подъезда N 2 центральной Лубянки я ехал в комфортабельном ЗИСе...
Открылась тяжелая дверь. За ней - "человек с ружьем" и саркастической улыбкой. На трехгранный штык его винтовки наколоты десятки пропусков, "мой" - пошел тоже на острие. Подполковник передает меня дежурному вертухаю, тот командует: "Руки за спину. По-о-шел... вверх!"
Пытаюсь идти по широкой мраморной лестнице, а ноги соскальзывают вниз, ступеньки давным-давно источены подошвами миллионов. Ну и... последовали все процедуры позорного "приема".
На вторую ночь состоялись "смотрины". Молодые, вертлявые, лощеные негодяи родственно окружали щуплого полковника с цветной фамилией Серый. Даже седина его скорее напоминала застиранное белье, и сам он - зараженного гельминтами тощего волка. Он истерически орал: "Я лично расстрелял твоего отца! И тебя шлепнем, если ты..."
Поначалу мне шили шпионаж. Забавно было. Следователь седьмого отдела контрразведки МГБ лейтенант Чурлин спрашивает: "Вы когда писали письмо в Австралию? Расскажите подробно".
"Во время учебы в Литинституте его руководство вручило мне письмо с переводом от австралийской писательницы, фамилии ее не помню Она спрашивала, не родственник ли я писателя Владимира Набокова, где я родился, крестился и т. д. Просила меня стихи прислать. Но директор Федосеев предупредил, чтобы ответ был предельно кратким. Я так и сделал и письмо отдал ему. И вы за это меня..."
Крутили-вертели, чтобы подцепить меня на 6-й пункт 58-й статьи. Не получилось. И решили, а может, так было и задумано, - на основе следственных показаний студентов литинститута из "группы Аркадия Белинкова", арестованных еще в 1944-м, на материалах доносов штатных стукачей и внештатных "патриотов", на основании и моих потаенных стихов и дневниковых записей, которые я вовремя не уничтожил, - инспирировать громкий политический процесс - раскрытие глубокозаконспирированной (не это ли - самое длинное слово?) антисоветской организации в Литературном институте имени Горького, созданной под идейным руководством Асеева и Сельвинского. Но вот как раз эти измышления следствия я и не подписывал. И пустили меня под бесконечное колесо ночных допросов до головокружения, до галлюцинаций...
Лубянка, Бутырка, Лефортовка... Со всеми своими подземными и надземными режимами, ярким, негасимым ночью светом, железным лязгом, топотом, и - вдруг провальная, каменная тишина с заглушаемым криком подследственных. А под тобой - окровавленный тюфяк твоего предшественника по камере, а на тебе - тюремное белье с черными печатями и аккуратно заштопанными круглыми дырочками. И ведь ко всему тут человек должен относиться безропотно. Даже к требованию вертухая наклониться и раздвинуть ягодицы-а не запрятано ли там нечто, угрожающее идейной чистоте державы?..
Конечно, и с моей стороны случались проколы-проявления слабости, надежд, заблуждений и даже благоглупости. Но я никого за собой не потянул. А что это значит - знает лишь побывавший там.
Но не обходилось и без юмора. И не всегда следователь обращался на "вы", словно бы я был Чурлину добрым знакомым:
"А что это за кукольный театр ты устроил в лагере?"
"В каком лагере?"
"Как?! - Он настораживается. - В пионерском, где ты подвизался кружок авиамоделизма вести и фотографировать все. Забыл?.."
На какое-то мгновение я улыбаюсь, вспоминаю, как в конце августа 39-го захотел всех удивить на карнавале, закрывающем лагерный отдых. Тайно от всех состроил почти трехметровую куклу смерти с безносым черепом из папье-маше и загорающимися глазницами. Поверх скрещенных на груди "косточек" повесил табличку "Тень фашизма!". И даже старшему пионервожатому Сашке Дику не показал. А к вечеру надел на себя страшную куклу, включил изнутри батарейку - на глазницы, да неожиданно и вклинился в развеселый "маскарад" насупротив модных уже тогда "крестоносцев". Нет, за эту затею предсказания близкого будущего и портрет "наци" премии мне не дали. Шишки получил. Это было мое последнее рукотворство с куклами. Как знать?
"А разве тогда, гражданин следователь, кукла та могла что-либо изменить? И, наконец, разве я не оказался прав? На будущее..."
"Ты?! Ты, бля, фактически выступил против политики партии и правительства в период заключения мирного договора с Германией. Тебя еще тогда надо было убрать... на будущее! Правдоискатель!"
"Гражданин следователь, а вы свою новенькую медаль "За победу над Германией" за... здесь получили?"
"Что?! Ах ты, наглец!.. - И лощеный выученик КГБ и МГУ. там он вроде доучивается, хватается за деревянную ручку спецпредмета следствия-металлическую никелированную дубинку. - Да понимаешь ли ты, что мы тебя расстреляем?! К твоему двадцатидевятилетию!"
"Ладно. Что я могу тут... Но вот у вас, гражданин следователь, вся ваша долгая жизнь пройдет ведь за этими решетками..."
Он вскидывает свою сверкающую палочку. Но - нет, не били. И на том - спасибочки. Правда, определили на месяц в сумасшечку - на первом этаже Бутюра. Это - чтобы одумался и дошел "до ручки", с помощью которой должен был, по их предположению, поставить наконец чистосердечную подпись... против себя.
Вам интересно, кого я там встретил и как там "лечили"?.. Упомяну двоих из тех несчастных, пропущенных "до того" через допросы с пристрастием. Королев назвался югославским летчиком. Говорил он с акцентом. Помню, показывая на бедре свежие пулевые ранения, он логично повествовал нам - как их получил. Но вдруг отключился, вспрыгнул на подоконник, приник к решетке, завыл, заорал в козырек замутненного окна на весь тюремный двор: "Да здравствует товарищ Тито! Мы не сталинской закалки!.."
Ворвались "медики", дали ему под дых, спеленали в смирительной рубашке, через нее вогнали шприц; он и вовсе отключился.
Второй - небезызвестный ленинградец, один из руководителей обороны города, первый обкома и горкома - Петр Сергеевич Попков. Он сказал, что его "ужасно пытали", что он уже приговорен к расстрелу, просил всем-всем сообщить это. Выслушав меня, он настоятельно советовал подписывать протоколы по 10-му пункту, иначе "...иначе они вас тут замучают окончательно". Но вскоре состоялась медкомиссия. Два белоснежных халата, под одним топорщились погоны, признали: "Здоров, за исключением постконтузионного синдрома. Психика в норме".

© Набоков П. И. "Каждому - своё // Озерлаг: как это было".
Иркутск : Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1992
http://antisovetskie.livejournal.com/509701.html

Док. 659081
Перв. публик.: 18.02.00
Последн. ред.: 18.02.13
Число обращений: 0

  • Набоков Платон Иосифович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``